АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

В ней нет жалости.

И для нас в том числе.

Вместе с Джаспером, увозящим нас за десятки миль от взорванного дома, вместе с Джеромом, потерявшим сознание от испуга, вызванного ночным пробуждением и столь резкой сменой событий, я нахожусь здесь, в салоне красного внедорожника. И ощущения, что я испытываю, никак нельзя назвать положительными.

Наверное, не держи я на руках белокурое создание, давно бы ударилась в панику. Дрожь и так бежит по телу, словно по электрическим проводам, а холодные копья страха, не стыдясь, пронзают сознание, причиняя вполне ощутимый дискомфорт. Сердце сжимается, дыхание сбивается, трезвость мыслей испаряется, как вода на июльском солнце…

Мне страшно. Мне очень и очень страшно. Я не могу сформулировать четкой причины этого холодящего душу ужаса, но от этого он никуда не пропадает.

Я боюсь. Боюсь всего, что происходит. Боюсь неизвестности. Вместе с падением каменного замка пало и все то, на что опирались мои мысли, все то, во что я верила и на что надеялась.

Рухнувшие камни — ознаменование конца. Да, может быть, я ударилась в символику и все куда менее драматично, но никому, даже самому закоренелому врагу, даже Джеймсу, будь он неладен, не пожелаю пережить то, что только что мы с Джерри.

Не будь рядом Хейла с его способностью выуживать уверенность и оптимизм в самой паршивой ситуации, с его способностью успокаивать нежными поглаживаниями ободрения воспаленное сознание других людей, конец бы настал не только белому особняку…

Мы едем больше двух часов. От неудобной позы мое тело затекло, а голова налилась свинцом. Хочется спать, но я боюсь кошмаров. Хочется оставаться здесь, на поверхности, дабы знать, что все хорошо и идет по хоть относительному, но плану, но в то же время на бодрствование у меня не осталось ни грамма сил. Выжав, как лимон, тело, они оставили в покое душу, наполненную энергией от адреналина. И что прикажете делать?

Дабы отвлечься и хоть как-то прийти в лады с собой, разглядываю мигающую приборную панель. Её синие, зеленые и красные огоньки светятся в такт пробегающим мимо по трассе фонарям. Отражаются на лобовом стекле и плечиках Джерома, спрятанных мной под тонкую материю тигрового покрывала.

Мой мальчик…

Как же мне жаль, родной. Как мне хочется избавить тебя от всего этого… как мне хочется уложить тебя в теплую постельку, подоткнуть одеяло и, пожелав спокойной ночи, быть уверенной, что ничего страшного ни во сне, не в реальности, с тобой больше не случится. Я тебя люблю. Я так сильно тебя люблю, мой маленький…

Я нагибаюсь к Джерри, целую его лобик. Продолжая мысленно шептать такие горячие, такие нужные и искренние слова, надеясь, что ничего серьезного с маленьким ангелочком не случилось. Он просто не выдержал накала. Просто переволновался, перенервничал и спрятался внутри себя. Он переждет бурю и вернется. Он в порядке.

В порядке ведь, да?..

Боже, я держу на руках самое прекрасное из всех твоих созданий. Ты ведь не позволишь ему погибнуть, правда? Ты ведь не позволишь плохим людям уничтожить то, над чем так долго старался? Ты сохранишь его — с нами или без нас — верно? Сохрани!..

На глазах закипают слезы — ещё одна непозволительная роскошь на сегодня. Я не имею права. Я должна, как и Джаспер, держать ситуацию под контролем. Черт знает, что будет через минуту. Для истерик и самобичеваний не время.

И все же…

Прислонившись головой к оконному тонированному стеклу, приподняв чуть выше головку малыша, приникаю к ней, крепко-крепко его обнимая. Вдыхаю родной запах, ощущая, как становится чуточку легче, и скребущие комки в горле пропадают. Долгожданное тепло прокатывает по телу, когда я позволяю мыслям убежать в воспоминания. Когда, не боясь и не скупясь, понимая, что имею редкую и, быть может, последнюю возможность насладиться тем, что так люблю, окунаюсь в светлые моменты памяти.

Жаркое в синей тарелке с белым узором; замок из сотен тысяч песчинок с ракушками на стенах и камнями на смотровых башнях; очаровательная улыбка маленького мальчика, несущегося ко мне через зеленую лужайку возле нашего чилийского дома; наглые чайки, ворующие хлебные хлебцы и маленькое желтое ведерко возле синего-синего океана…

Я прикрываю глаза, представляя, что мы там. Что сейчас рядом со мной Эдвард, который обнимает за плечи, уткнувшись губами в волосы, гладит по спине, уверяя, что он рядом. Что Джером, устроенный на руках, попросту спит. Минута-другая и, радостно вскочив, он понесется к водной глади для очередного «погружения»…

Все-таки те, кто предлагает в самые паршивые моменты представлять лучшие из воспоминаний, преобразуя их в действительность, правы — помогает. По крайней мере, мне и сейчас.

Не хочется плакать.

Улыбаться хочется.

… Внезапный резкий поворот вырывает меня из того места, что я меньше всего хочу оставить. Нагло и безжалостно подсовывает обратно атмосферу темного салона автомобиля с тихим гудением мощного мотора. Ударяюсь головой об то самое стекло, хмурясь от едва ощутимой боли. Машинально крепче перехватываю обездвиженное тельце ребенка, прижимая его как можно ближе к себе.

— Где мы? — словно бы очутившись за миг в сказке о каком-то страшном персонаже, замечаю, что огни автотрассы и серую полосу широкой дороги, сменили вековые шумящие сосны и ели, наводящие, если не сказать большего, ужас. Пропадают все источники света, скрывается асфальт. Теперь наш удел — узкая тропинка куда-то вглубь леса. Это лес… точно лес… ещё один?

— Три мили севернее цели, — ровным голосом отзывается Хейл. На его лице не вздрагивает ни единый мускул. Только вот руки держат руль крепче, пытаясь не врезаться в очередное из ниоткуда берущееся дерево. Думаю, большого вреда на внедорожнике нам это не причинит, но непривычностей бы не хотелось. Их и так хватило с лихвой.

— Ты едешь в аэропорт? — прочищаю горло, пытаясь сделать вопрос звучным. Такое ощущение, что я, как прежде и Джерри, постепенно теряю способность говорить.

— В аэропорт дорога заказана. Нас там уже ждут.

— Они знают, что мы… живы? — я сглатываю, с трудом заменив желаемое и подходящее слово на более безопасное и спокойное.

— Узнают через два часа. Дежурство будет продолжаться до завтрашнего полудня в любом случае. Но после, разумеется, удлинится.

Мурашки табуном проносятся по моему телу. Не знаю, какая часть их адресована словам Хейла, а какая той непринужденности, с какой он об этом говорит.

— Мы остаемся в Америке?

Глава охраны кивает, на мгновенье стрельнув взглядом в зеркало заднего обзора и коснувшись своими серыми глазами, пронизывающими сотней нитей все тело, меня.

— В штате Вашингтон, Белла.

Даже в пределах штата. Великолепно.