АlshBetta - Успокой моё сердце [СИ]

Близкие нужны всем — от телохранителей до мафиози, как бы ни считал Эдвард, признавшийся, что детей точно не хотел. Все они, несомненно, заслуживают свое счастье. И доверие.

… Последнее слово наталкивает на неожиданную мысль.

— Как она тебе рассказала? — вопрос сам собой срывается с губ. Не могу остановить его. Да и не хочу, наверное. Ладошки — ещё одно напоминание о мистере Каллене. И о том, что я до сих пор ему не сказала.

— Что?

— Про… — прочищаю горло, нахмурившись, — про Кашалота?

— Как рассказывают о войне или о чем-то в этом роде, — честно, я думала, он не ответит. И то, что я слышу эти слова, воодушевляет. Румянец по-прежнему на щеках, но уже не жжется так сильно, как прежде. Надеяться, что Хейл его не видит — глупо, но я пытаюсь в это поверить.

— Но это было неожиданно для тебя…

— Конечно, — в его тоне только серьезность.

Я вдыхаю побольше воздуха, стремясь, раз уж начала, закончить эту тему:

— Ты сам попросил?..

— Белла, к чему такой интерес? — Джаспер пытается поймать мой взгляд, постоянно от него ускользающий, — скажи прямо: в чем дело?

Дело… во мне дело, Джаспер. Во мне одной.

— Когда ты узнал… — пальцы сами собой стискивают подлокотники, и их кожа издает противный пищащий звук, — что ты чувствовал?

Ну вот. Легче.

Выдыхаю, надеясь, что он одарит меня ответом. Терзающий вопрос выпущен на волю.

— То, что чувствовал бы нормальный человек.

— Отвращение?..

— Ни в коем случае.

Рассеяно киваю, опуская глаза как можно ниже. Теперь, кажется, лицо горит целиком.

— Только не говори мне, что боишься рассказать ему, — мужчина раскусывает меня за секунду. По взгляду, румянцу или «прозрачным вопросам» — не важно. Видит насквозь вместе со всеми страхами.

Думаю, моего ответа ему не требуется. Он витает в воздухе.

На мгновенье в черной спальне воцаряется тишина. Напряженно слушаю, уставившись в одну точку на полу и не отпускаю её взглядом. Не имею ни малейшего понятия, что дальше. Чувствую такое отвратительное смущение, что хочется убежать из комнаты. Какой черт дернул меня за язык?

— Белла, — Джаспер начинает говорить, возвращая к себе мое внимание. И пусть я не отрываюсь от кресла, все внимание обращено к нему, — то, что делал с вами Лорен, запрещено применять даже в виде пыток для заключенных. Все, чему он учил и что говорил — ужасно. Но не потому, что отвращает, а потому, что заставляет мучиться. Ни в коем случае, никогда, Белла, никогда не смей винить себя в том, что случилось. Этот ублюдок виновен. Только он. И только к нему можно чувствовать отвращение.

Такая пламенная речь поражает… впечатляет…

На мои глаза наворачиваются слезы: сами собой, без разрешения. Побег от соленой влаги провалился. По моей же вине.

Перед мысленным взглядом мелькают картинки — знакомые, узнаваемые и всегда живые, цветные, яркие. Самые запоминающиеся моменты, самые интересные игрушки — от начала до конца, как при перемотке старого фильма. Сеанс не остановить, как бы ни хотелось. Эти записи из своей головы я точно не выкину… При всем желании.

— Я не хочу, чтобы он подумал, будто мне это… нравится, — бормочу, стиснув зубы. Первые крохотные капельки уже на щеке.

— Никто никогда так не подумает, — убеждает Джаспер.

— Я же замужем… — демонстрирую ему левую руку, по привычке ища там кольцо. Но его уже давным-давно нет на безымянном пальце. Спасибо Черному Ворону.

— У тебя не было выбора.

— Я сама пошла за ним…

— Только потому, что была вынуждена.

Его ответы спокойные, уверенные, понятные. Сама не знаю, зачем пытаюсь найти то, на что он не сможет сказать подобной фразы, но сомневаюсь, что оно в принципе существует.

Если бы Эдвард был как Хейл… если бы я имела хотя бы семьдесят процентов веры в то, что будет та же реакция…

Одно дело говорить с Джаспером — телохранителем, другом (надеюсь на это), а совершенно другое с тем, чей отказ, чье ответное слово может убить внутри все, что было. Послужить чем-то вроде контрольного выстрела в голову. Я верю ему во всем, что касается настоящего и будущего. Во всем, что связано с Джеромом. Но с прошлым ещё придется повозиться… оно слишком грязное, дабы быть уверенной, что кто-то добровольно решится в эту грязь по горло войти.

А может, я зря боюсь?..

— У меня самая жалкая из всех его историй, — с трудом подавив всхлип, шепчу мужчине.

— И одна из самых жестоких, — дополняет он.

Я пожимаю плечами, не зная, что сказать:

— Я не знаю никаких других. Он не говорил о них слова.

— А знаешь, сколько их было?

Качаю головой.

— Пятеро.

Вот как. А ему всего тридцать четыре года.

Судорожно вздыхаю, прикладывая ладонь к лицу. В груди больно щемит, а в горле скребут кошки. Но я хочу послушать. Если уже начала, отступать поздно. Будет больнее потом…

— Двоих, Белла, он убил. Похоже, в одной из игр.

Мурашки размером с кулак пробегают по коже сносящим все на своем пути табуном. Убил?..

— Если я расскажу тебе одну историю, пообещаешь попробовать поговорить с Эдвардом? Поверь мне, ситуация той девушки была куда сложнее твоей, но ей удалось выбраться. И тебе, несомненно, удастся, Изабелла.

Не знаю, куда деться от внимательного взгляда Хейла. Слева, справа, сверху — он повсюду!

Попробовать? А цена? А если цена будет выше, чем я смогу себе позволить?

Куда уж хуже?.. Безысходнее?..

Наверное, Джаспер прав, это внушение. Глупое внушение от Кашалота. В собственной безнадежности, ненужности и грязи. В принадлежности тому, кто из грязи вывел и от смерти спас.

Неужели сменить это убеждение на «ценю и дорожу» Каллена не получится? Я ведь люблю этого человека…

— Я попытаюсь, — прикусив губу чуть ли не до крови, произношу, сморгнув новую порцию слез, — когда-нибудь.

— Хорошо, — мужчина добродушно улыбается, вздыхая. Меняет ногу, поправляя края своего пиджака на кресле, — это верное решение.

Кивнуть — все, на что я сейчас способна.

— Элис занимала твое место на протяжении восьми лет, Белла.

После первой же фразы мои глаза распахиваются, а тело передергивает. Восьми?!

— И удерживал её вовсе не брак, который можно расторгнуть, — Джаспер напрягается. Гнев, не вымещенный на заслужено виноватого, выступает на его лице красными пятнами, — даже не чертов гипноз, который он ко всем вам применял…

У меня нет версий. Все, что были, Хейл только что отмел. Поворачиваюсь к нему, находя силы смотреть прямо, не таясь, на лицо главы охраны. Он разговаривает со мной, и меньшее, что я могу — показать, что слушаю.

— Элис была его родной племянницей. После смерти её родителей он стал единственным законным опекуном и поспешил из глубокой скорби по рано ушедшему брату, разумеется, вступить в новый статус. Ей было тринадцать лет.