АlshBetta - Созидая на краю рая [СИ]

Демонстрирую, что в порядке.

Я и есть в порядке. Относительном.

Но как раз в том плане, о котором печётся он, со мной действительно всё лучше некуда.

— Белла, я так боюсь не успеть сказать тебе этого! — стонет он, протягивая ко мне руки. Перебарываю желания отстраниться и позволяю ему прижать меня к себе. Правда, на этот раз объятья уже не такие крепкие, скорее, трепетные. Словно я — хрустальная ваза. Только с Эдвардом я чувствую всю ту ценность, которую он вкладывает в меня. Какие могут быть сомнения в том, что сознательно он ни за что не причинит мне боли?

— Что сказать? — вспоминаю о его словах, целуя мускулистую грудь.

— Что люблю тебя, — шепчет он у самого моего уха. Мои глаза непроизвольно распахиваются, а на губах появляется бесконечно счастливая улыбка. Меня накрывают с головой волны радости и тепла, пока я слушаю эти слова и вдумываюсь в их смысл. Он сказал это! Сказал!

Но потом прежняя реакция меркнет, когда я вспоминаю о том, что сейчас ночь, ему страшно, и, возможно, он не отдаёт себе отчёта в том, что говорит.

Ох, как же я хочу уповать на первый вариант и верить в волшебство!

Нет, сначала нужно убедиться. Иначе растоптанные надежды заставят меня пожалеть о своём появлении на этот свет.

— Любишь? — катаю на языке это слово. Оно настолько приятное, что мне снова становится хорошо, а в душе будто расцветают райские цветы.

— Да, люблю, — тут же подтверждает он по-прежнему не в силах справиться со сбившимся дыханием. — Очень люблю. Безумно люблю. Я люблю тебя, Белла!

Теперь уже никаких сомнений в его искренности не остаётся.

— Я не переживу, если потеряю тебя, — бормочет он между поцелуями, которые дарят его губы каждой клеточке моего лица. — Но если в это время ты ещё не будешь знать о моих чувствах, я никогда не смогу себе этого простить. Я прокляну себя.

— Эй, — прерываю его тираду и глажу ладонью бледные скулы, — я знаю. Знаю, Эдвард. И могу сказать в ответ то же самое: я безумно люблю тебя и боюсь потерять!

— Моя девочка, — он продолжает осыпать меня поцелуями, гладить руками и прижимать к себе. — Моя любимая девочка.

Теперь мне не больно от его прикосновений. Не страшно.

Сегодня я услышала то, что навеки изменило мою жизнь и растопило все сомнения относительно Эдварда.

И пусть его признание свершилось сейчас, не в самый лучший момент, без цветов, колец и прочей сентиментальности, но он здесь, со мной. И сказал это. Три слова, ради которых я пойду в огонь, воду и на край света.

Сегодня Эдвард Каллен сказал, что любит меня.

Этот день станет самым лучшим в моей жизни.

Уже стал.

На следующее утро, едва проснувшись, понимаю, что чувствую себя неважно. Такое ощущение, что ночью я упала с лестницы. Крутой и высокой. Практически всё тело в синяках.

Но что бы не происходило, и кем бы ни были они оставлены, рядом со мной спит сейчас самый лучший мужчина на свете. Эдвард. Его лицо смешно нахмурено, а пальцы обеих рук сплетены с моими. Мы спокойно проспали весь остаток ночи после его признания.

Признание…

Я услышала то, чего так отчаянно хотела. Получила подтверждение взаимности своих чувств, разогнала все сомнения, стала счастливее и спокойнее.

Я не злюсь на любимого за эти отметины. Знаю ведь, что он не со зла. Да и не думаю, что, даже если захотела бы, смогла разозлиться.

Поворачиваюсь лицом к мужчине, не прекращая улыбаться.

— Доброе утро, — шепчу, разглаживая кожу на его щеках. Он жмурится, а затем открывает глаза.

Изумительной и невероятной красоты изумруды предстают передо мной.

— Доброе утро, — урчит он и несильно сжимает мою ладонь в своей. — Какая же ты красивая!

Его восхищённый тон и горящие от удовольствия глаза заставляют меня покраснеть.

— Скромница, — посмеивается он. — Моя скромница.

— Твоя, — соглашаюсь на это утверждение. Я действительно его. Душой, телом и сердцем. Вся его, без остатка.

— Тебе удалось выспаться?

— Да. Но я могла бы не спать весь остаток ночи, после твоих слов, — робко улыбаюсь, не зная, не перешла ли границу. Вдруг он не помнит? Пока он ни намёком не выдал того, что ночные слова правда и выражают его истинные чувства ко мне.

— Я счастлив, оттого что сказал их тебе, — в его словах столько нежности, что я даже забываю про плохое самочувствие. Голос Эдварда — бальзам мне на душу.

— Получается, ты уверен?

— Оказалось, я давно уверен. Не понимаю, какого чёрта молчал, — он хмурится, и все во мне трепещет от очередного признания.

— Мне так хорошо, — нежусь в его руках, теперь уже мягких и аккуратных. — Рядом с тобой.

— Мне тоже, — он чмокает меня в губы, играя моими волосами. — После этих слов я чувствую, будто заново родился. Ты не представляешь, насколько я счастлив!

Его восторженный голос заставляет меня поверить в то, что все жертвы не напрасны. Что всё что ни делается — к лучшему. И моя политика: не давить на Каллена — действительно работает.

С самого Мадрида я мечтала услышать, как Эдвард признаётся, что любит меня. Лелеяла надежду, иногда спотыкалась в сомнениях, утопала в них, словно в трясине. Но я выплыла, я справилась и получила свою долгожданную награду.

— Скажи ещё раз, — прошу я, понимая, как для меня это важно.

— Что сказать? — он целует мои волосы, спрашивая это.

— Что любишь меня, — наслаждаясь лёгким утренним ветерком открытого окна и самым лучшим на свете ароматом Эдварда, объясняю я.

Наверное, это вовсе не скромно и даже в какой-то степени некрасиво, но мне кажется, что всё правильно.

Я не заставляю его, я просто прошу. А на просьбу ведь можно ответить отказом.

— Я люблю тебя, — с невообразимым обожанием говорит мужчина, и его голос вмиг преображается. Становится счастливым, восторженным и нежным. Его пальцы ласкают моё лицо, пока губы прокладывают дорожку из поцелуев по шее. — Я люблю тебя, Белла.

— И я люблю тебя, — запуская пальцы в его шевелюру, шепчу я. — Больше всех на свете!

Он не отвечает, лишь продолжает целовать меня.

Его губы перемещаются с шеи на плечи, а с них следуют по рукам. Я запоздало понимаю, что он может там обнаружить и поэтому не успеваю предотвратить дальнейший ход событий.

Он замирает, а я зажмуриваюсь. Наверняка он видит то же, что и я недавно — синяки. Пока что, правда, только на руках. Но ведь найти остальные труда не составит.

— Что это? — будто сомневаясь в том, что зрение не обманывает его, спрашивает он.

Молчу в ответ. А что мне сказать?

— Белла, я спрашиваю, что это? — чуть громче повторяет он, по-прежнему не отводя взгляд от моей руки.

— Синяки, — тихо отвечаю я, боясь его реакции.

— Откуда? — теперь изумрудные омуты смотрят только на меня. В них плещется недоумение и скрытый ужас.