Эмили Дин - Все умерли, и я завела собаку

Я начала понимать, что смерть Рэйч пробудила во мне тяжелые чувства, заставила осознать неприятные истины. Без стабилизирующего присутствия сестры мой непрочный статус гостьи в жизни других людей перестал приносить облегчение. Казалось, все мое прошлое и настоящее умерло вместе с ней – и мое будущее тоже. Я просто не знала, кем мне быть без нее.

– Иногда, – сказала Сью, – травматическое событие меняет человеческую личность. Возможно, это последний подарок Рэйчел.

Сью не обещала мгновенных чудес. Мне предстояло разобрать огромное количество багажа на длинном конвейере. Но мне удалось снять маску, чего я не делала никогда в жизни. Когда я начала анализировать предположения о самой себе, картонные характеристики нашей семейной истории ушли в прошлое. Сью заставила меня вспомнить и осознать случаи из детства, которые я давно превратила в анекдоты.

И вот настало Рождество. Без Рэйч этот праздник никогда не станет прежним. Вместо радости этот день сулил мне испытание стойкости. Но, как я и сказала Сью, так тяжело, как в прошлом году, мне уже не будет.

В первое Рождество после ее смерти я чуть не расплакалась в магазине «Либертиз». В магазине было полно мужчин, которые забежали сюда в обеденный перерыв и теперь судорожно скупали косметические наборы. Один мужчина средних лет нетерпеливо оторвался от телефона, чтобы ответить на вопрос продавщицы об упаковке:

– Да, да, хорошо, и прилепите сюда один из ЭТИХ ваших бантов…

Я инстинктивно потянулась за телефоном, чтобы рассказать об этом Рэйч. Еще одно дополнение к нашей коллекции фразочек.

И тут я снова вспомнила. Привычка решила посмеяться над рассудком – просто так, взявшись ниоткуда. Праздничная музыка и сосновый запах свечей показались удушающими. Я выскочила на улицу и в слезах побрела через Риджентс-парк домой. Мне было стыдно.

В тот год на Рождество мы собрались у мамы. Так нам, по крайней мере, удалось справиться с тяжелым испытанием «первого праздника», которое случается в жизни всех, кто перенес утрату. Первые дни рождения и годовщины. Первый День матери. Мы создали даже собственные традиции – тост за «мамочку Рэйчел». Мы научили этим словам малышку Берти, чтобы она чувствовала, что человек, о котором мы говорим, это ее мама, и она с ней, пусть даже не физически. Адам надел футболку с надписью «Жизнь продолжается», а мама приготовила печеный картофель по рецепту Гордона Рамси – Рэйч этот рецепт просто обожала.

В гостиной мама установила картонную фигуру Джастина Бибера в полный рост: фигура Христа в представлении Мими. Когда мама украшала фигуру мишурой, ноги у нее подкосились, и она схватилась за спинку стула.

– Опьянела с первой рюмки! – улыбнулась она. – Меня нужно уложить в постель!

В последнее время мама очень похудела. Меня беспокоило, что она мало ест. Я до сих пор помнила свой обморок в больнице.

– Тебе нужно поесть, – сказала я. – Ты так похудела!

Мама улыбнулась и сказала, что человек, работающий в модном журнале, подобных советов давать не должен.

Папа на Рождество больше не приходил. Он проводил праздники с новой подружкой, которая периодически появлялась в его жизни. Вряд ли его отсутствие могло нас удивить, но все же нам было больно, учитывая, через что нам всем пришлось пройти. Я сочла его поведение отрицательной рецензией на нашу коллективную ценность без Рэйч. И мне казалось, что папино отсутствие – это, главным образом, моя вина.

После смерти Рэйч у нас было несколько трудных разговоров – о деньгах, судебных приставах, о хаосе его жизни, который с каждым днем усиливался пропорционально ухудшению его состояния. Мне приходилось иметь дело с разозленными кредиторами и разбираться с судебными повестками. Папа же пытался в современном мире отделываться привычным шармом и фальшивыми обещаниями, не понимая, что эти качества ему больше не помогут.

У меня больше не было Рэйч, с которой я могла разделить этот груз, и папин хаос меня захлестнул. Мне больше не удавалось поддерживать порядок: без сдерживающего влияния Рэйч мы превратились в двух разозленных уличных драчунов. Сразу после смерти Рэйч за папой присматривала его подружка, но ей это быстро наскучило. Через несколько месяцев она принесла мне груду коричневых конвертов в пакете с аккуратной наклейкой «Папины дела».

– Дела? Ну, теперь хотя бы все в одном месте, – заметила мама.

Я оплатила арендную плату за несколько месяцев, а потом за дело взялась мама. Она заставила его подать заявление на государственную поддержку.

– Великолепно! – воскликнул он. – Я смогу потратить деньги на билеты в театр!

– И окажешься в тюрьме! – парировала мама.

– Мне нравится одиночество. И я смогу целыми днями читать!

Окончательно меня добил отпуск. Папа решил поехать со своей подружкой в Грецию и позвонил, чтобы я за это заплатила.

– Возьми деньги из своего трастового фонда! – сказал он.

Богатые родственники создали для нас с Рэйч трастовый фонд, но беззастенчивыми усилиями наших родителей от него уже почти ничего не осталось. Мы с Рэйч никогда против этого не возражали и подписывали все документы. Перелеты первым классом, долги, которые никто не собирался возвращать.

– Послушай, мне нужно всего несколько тысяч… – Папа запнулся. – Это может оказаться мой последний отпуск.

Я неохотно согласилась, но воспользовалась возможностью высказать ему все, что я думаю о его тратах. Я посоветовала ему лучше подготовиться к старости. Папа разозлился. И я вспомнила тот момент, когда он снес дверь в нашей ванной. В конце концов он бросил трубку. В отпуск он поехал, но после того разговора в наших отношениях что-то безвозвратно разладилось. Мы давно научились не обсуждать с ним его поведение, так что я проявила бестактную неосторожность, подняв занавес и обнаружив, кем же был великий волшебник страны Оз.

Поначалу я считала, что ответственность за восстановление отношений лежит на мне. В конце концов я была разумным, рациональным человеком, понимающим все особенности своих родителей. Я знала, что некоторые папины друзья, которые были не в курсе моих бесконечных спасательных операций и его привычки то появляться в нашей жизни, то исчезать без предупреждения, считали меня бессердечной злодейкой. И тогда я решила дать им то, чего они хотели. Я решила достичь определенности – и более не наводить никаких мостов.

– Думаю, я наконец-то поняла, что мы с папой просто несовместимы! – таким стало мое заявление, по крайней мере, для внешнего мира.

Мои подруги считали, что папа рассорился со мной из-за Альцгеймера. «Эта болезнь часто меняет людей», – осторожно намекали мне.

Я вежливо кивала, не собираясь объяснять, что так было всю жизнь. Я не могла забыть, как много лет назад он заявил нам с Рэйч, что никогда не хотел иметь детей.