Анатолий Луцков - Африканский связной

— Когда мне все это пристраивать на себе? — довольно хмуро спросил Вьюгин, которому не очень нравилась вся затея. Но он понимал, что это тоже его работа и что за него ее не выполнит никто. Ему еще никогда не приходилось выдавать себя за другого. Он чувствовал себя словно подросток, которому непременно нужно попасть на взрослый киносеанс и он побаивается придирчивого взгляда контролера у входа.

— А когда нужно выезжать? — спросил Вьюгин.

— Примерно через часа полтора. Надо будет доехать до города Макуру и на это уйдет около двух часов, а сама встреча с целью передачи материалов назначена ими на шесть вечера. Если солнце тогда будет скрыто облаками, уже начнутся сумерки и это лучше для вас. Там, кстати, солнце скрывается раньше. На западе город окружают горы.

Потом Ляхов добавил с некоторым официальным сожалением, что настоящий, а не фальшивый Бригсток подъехал бы на машине, сидя сам за рулем. Вьюгин же прибудет на место в машине с водителем-африканцем.

— Он вполне надежен и знает те места. Но для чиновника с документами он все же лишний свидетель. Единственное объяснение этому только то, что американец плохо знает дорогу. Надо было вам пойти на водительские курсы, а машину, пусть и не новую, вам бы купили.

— Я сам вам хотел об этом напомнить, но ведь времени, чтобы учиться вождению у меня особенно и не было.

Вьюгин сказал это с немного наигранным сожалением и даже с намеком на ущербность своего существования среди людей, жизнь которых немыслима уже без личного автотранспорта.

Ляхов взглянул на него с непритворным самоупреком.

— В этом есть доля и моей вины. Это положение мы исправим в ближайшее время.

Вьюгин пытался разглядеть в его словах фальшивую уверенность, какую проявляет проводник в горах, уже зная, что спасительная тропа перекрыта обвалом. Неужели он забыл об обещанных “оргвыводах” Шатунова?

Вьюгин уже так наездился по дорогам этой страны, что все увиденное из окна движущегося транспорта уже не пробуждало его любопытства. Все те же глинобитные хижины деревень, мимо которых они сейчас проезжали, поля кукурузы или проса, редкие банановые рощи, высокие бугорчатые стебли маниоки на грядках, увенчанные четырехпалыми листьями. Козы, которых пасли голые мальчики с длинными палками. Ржавый остов грузовика, с которого давно сняли все, что этому поддавалось, и теперь сквозь пустые окна кабины поднималась к небу прошлогодняя сухая трава, а рядом уже шла вверх новая. Природа здесь во многом напоминала характер жителей этого континента: сегодняшняя, даже сиюминутная реальность с веселой непринужденностью перекрывала прошлое и оно исчезало, скрываясь в зарослях уже новой растительности, которая жадно выпирала из земли рядом со старыми желтыми стеблями. Вьюгин тогда не думал о том, что он будет все это вспоминать, как неотъемлемую часть своей молодости. О ней же, как известно, никогда не говорят ни в настоящем, ни в будущем времени, а только в прошедшем. “Когда я был молод”, — вот единственная формула, которой человеку приходится пользоваться при расстановке памятных вех на своем жизненном пути.

Водителю было на вид лет сорок, это был типичный африканский водитель, которого можно было встретить и за рулем старого грузовика “бедфорд” и любого такси. Не было ничего примечательного ни в его лице, ни в одежде и Ляхов придавал этому немаловажное значение. Вьюгин же чувствовал себя рядом с ним ряженым участником мошеннического действия и все мешало ему: волосы чесались под париком, очки грозились съехать с носа, даже рубашка казалась ему тесноватой в плечах. И еще в голову лезли разные нелепые предположения. Ему казалось, что их ждет неожиданная полицейская проверка на дороге, что вдруг они станут свидетелями чьей-то аварии, их остановят и они не прибудут на место вовремя.

Вьюгин не знал, насколько хорошо водитель знает английский и сказал ему на местном языке:

— Если мы приедем раньше времени, нам надо будет где-нибудь постоять. И чтобы нас видело поменьше людей.

— Мне все объяснил Главный Господин (так он называл Ляхова) и я хорошо знаю Макуру.

Водитель сдержанно улыбнулся и показал взглядом на свои часы, как бы давая понять своему белому пассажиру, что он все хорошо знает.

Вьюгин спросил его еще и об обратном пути, хотя вопрос этот и был не совсем уместен согласно африканским традициям.

Но водитель дал ему понять, что об этом он уже подумал и вполголоса привел поговорку, смысл которой не был особенно лестным для Вьюгина. В ней говорилось о том, что обманщик ходит по дороге только в одну сторону и возвращается всегда по другой. При этом он криво усмехнулся, как бы причисляя и себя к этой малопочтенной категории.

Вьюгину еще не приходилось выдавать себя за другого, а привлекательность всякой новизны была для него сомнительна и при этом ему вспомнилась одна африканская поговорка: “Все новое приятно, но только не первый укус скорпиона”. А вдруг Ляхову подбросили лжеинформацию и Вьюгина ожидает засада? Или документы эти просто фальшивка?

Они проезжали какое-то большое селение и было видно, что там происходит какое-то незаурядное событие. На широкой и ровной площадке недалеко от дерева манго с густой кроной стояло большое и, видимо, резное кресло и в нем восседал почтенного вида старец в длинной голубоватой рубахе, а на голове у него была небольшая шапочка из меха леопарда. Значит, это был местный вождь и теперь там происходило рассмотрение разных жалоб или даже судебное заседание. “Много уважения к вождю делают из него пленника”, вспомнилась какая-то поговорка, видимо, еще с доколониальных времен. Сейчас уважения к вождям поменьше, значит, у них больше свободы.

И вот это селение и толпа народа у дерева манго скрылись за поворотом. Промелькнул и исчез какой-то кусок чужой жизни, очень важный для тех, кто ее проживал. “Такой вот вождь”, неожиданно подумал Вьюгин, “подскажет своему народу за кого голосовать, когда придет время президентских выборов.” Но он тут же вспомнил, что ему и Ляхову, да и всему посольству следует забыть о кандидатуре Мгоди. Теперь на повестке дня военно-революционная диктатура Мукамби. Побывав в лагере этого последователя Че Гевары, Вьюгин уже никак не преувеличивал его полководческий гений, да и любовь к нему народа. Скорее всего, сам он сейчас переживал мучительную неуловимость выхода из положения, которое сам себе навязал.

Вьюгин не следил за редкими машинами, которые неслись им навстречу, но иногда оборачивался назад, стараясь угадать возможность погони или просто “хвоста” среди тех, что были сзади. Иногда их обгоняли, иногда его молчаливый водитель сознательно снижал скорость, давая обогнать себя. Оба они поглядывали на часы. Время встречи Вьюгин знал, а место — только водитель.