Анатолий Луцков - Африканский связной

— Ну, при такой занятости об успехах в стрелковой подготовке я уже не спрашиваю, — сказал Ляхов, как бы заранее отмахиваясь от того факта, что Вьюгин мог проявить чудеса меткости на стрельбище.

— Чувствую вашу иронию, шеф, но придется вас разочаровать, ибо я был одним из лучших. Причем по стрельбе одиночными выстрелами.

— Как я вам, кажется, уже говорил, разведка это состязание умов, своего рода интеллектуальное фехтование, а не заурядная перестрелка, но вашими словами я все-таки доволен.

— И как скоро мне предстоит эта самая, как вы выразились, небольшая прогулка в сопредельную страну?

— Вам что, не терпится, ворошиловский стрелок? — спросил, хмыкнув Ляхов, разминая сигарету. — Сначала надо здесь закончить кое-какие дела, а потом уже эта поездка. Впрочем, она может состояться и скоро, если поступит распоряжение от начальства. Пора, однако, нам немного подкрепиться и горло слегка промочить.

— А что это за страна такая? — не отставал Вьюгин, хотя и пытался маскировать свою незаинтересованность равнодушием тона.

— Думаю, догадаетесь, если читаете газеты или хотя бы слушаете радио. Там, после завоевания этой страной независимости, бывшие герои освободительной борьбы разделились на два лагеря предположительно по этническому принципу. Это еще надо подтвердить и сообщить нашему руководству, которому все еще, кажется, невдомек, что пролетарский интернационализм в Африке как-то не приживается. Может быть потому, что здесь не было классических пролетариев, как их представлял себе Маркс, а дружба народов на Черном континенте вещь из области фантастики. Так вот, одну часть этих борцов за свободу склонна поддерживать наша страна и весь социалистический лагерь.

— И все прогрессивное человечество, — не удержался от дополнения Вьюгин, который уже устал от роли слушателя.

— Возможно, — сухо согласился Ляхов. — Но только, разве что, морально. Мы же начинаем помогать материально. А вот другую группировку поддерживают иные силы и мы об этом мало знаем. К сожалению, нашей агентуры там можно сказать пока нет. Вам придется разыскать там одного нужного нам человека. С руководством движения встречаются наши партаппаратчики и мы к этому отношения не имеем. Обмен приветственными речами в наш арсенал не входит. Нам надо знать истинное положение вещей.

— Абсолютная истина непостижима, — сказал Вьюгин, украдкой глядя на часы. Он считал, что разговор затянулся.

— Будем довольствоваться относительной, но как можно более достоверной, — согласился Ляхов, потянулся к телефонной трубке и набрал номер. Сделал это быстро: номера здесь состояли всего из пяти цифр.

А позвонил он в знакомый рыбный ресторанчик, который работал чуть ли не до утра и содержал его один мулат по фамилии Мэтьюз. Он был всего в квартале отсюда и через двенадцать минут им уже доставили по большому куску горячей рыбы с жареной в масле картошкой. Ляхов открыл новую бутылку московской водки (видимо, у него был некоторый доступ к запасам посольства) и они пили ее, разводя лимонным соком. Вьюгин уже не раз слышал объяснение Ляхова на тот счет, что “в тропиках русская манера пить требует решительной корректировки”.

Потом они послушали по радио сводку местных новостей и Ляхов с подчеркнутой ненавязчивостью стал просвещать Вьюгина относительно расстановки политических сил в стране. Ясно было, что период его стажировки подходил к концу. Вьюгин временами чувствовал себя так, словно ждал на берегу, когда из тумана появится паром, который переправит его на другой берег незнакомой реки. Он тогда не представлял себе, что реальный паром в его жизни еще будет.

За окном все больше темнело, изредка доносилась приглушенная музыка с улицы. Местные юнцы тогда любили гулять с включенными японскими приемниками, что должно было свидетельствовать в пользу их особого общественного положения и повышало их шансы на внимание противоположного пола. Вьюгин подумал, что потом будет трудно выходить из прохлады ляховской квартиры в вечернюю духоту города, когда камень, кирпич и бетон с каким-то разгульным самозабвением излучают накопленное за день солнечное тепло, с облегчением избавляясь от него. Мелькнула мысль, скорее, это был образ увиденного еще вначале Вьюгиным уголка трущобного мира и он ощутил странную неловкость. Человек в целом существо эгоистичное и он, Вьюгин, был далеко не лучшим экземпляром. Он испытывал неудобства, тогда как другие страдали. Неудобство всего лишь раздражает и иногда ведет к замыканию в себе. Страдание же должно сближать, так как оно вообще является частью человеческого существования. Получалось так, что Вьюгин корил свое себялюбие, но делить страдание с другими явно избегал. Сейчас его удивило то, что не имея тяги к самокопанию, он вдруг стал ему предаваться.

— Вы слишком уж заметно задумались, Вьюгин, а я вот бесцеремонно вторгаюсь в мир ваших грез с разговорами о скучной повседневности. Что делать: жизнь это реальность, данная нам в ощущениях, хотя и не все можно ощутить. Скоро в этой стране будут проходить президентские выборы. Есть два соперничающих кандидата, которые готовы возглавить государство. Ну, у них, разумеется, есть свои партии, но здесь голосуют не за партию, а за личность. В нашей стране все намного проще: есть только один кандидат. Если вас спросят, почему у нас нет соперничества, вы же знаете, что отвечать?

— Ответ проще простого, — с подчеркнутой ленцой ответил Вьюгин. — У нас нет враждебных друг другу классов, а при отсутствии антагонизма…

— Все, вас понял. Видите, как далеко мы ушли? Вы не спрашиваете, какое нам дело до их выборов? Потому что догадываетесь — самое прямое. Если победит Джереми Мгоди, он может стать президентом. Он питает слабость к социализму, значит, при нем отношения между нашими странами станут теснее. Его противник Нкве, Френсис Нкве, политик явно прозападной ориентации. На него особенно делают ставку американцы. Идет борьба за голоса избирателей. Большая их часть живет в сельской местности на земле того или иного племени. Самое крупное и влиятельное здесь племя ньянгу возглавляет вождь Сунгувуза Лулембе. Очень желательно, чтобы оно голосовало за Мгоди. У нас, кстати, есть пара газетчиков, которым мы заказали и оплатили материал с хвалебными одами в адрес упомянутого вождя.

Ляхов отхлебнул от стакана, слегка поморщился и добавил лимонного сока.

— Я много говорить не буду, выборы будут еще не раз предметом нашего разговора. Итак, кто такие эти избиратели, номинальные подданные вождя Лулембе? В большинстве своем неграмотные сельчане. И они связаны, просто опутаны родо-племенными обычаями, которые для многих еще являются и законами. За кого такие избиратели будут голосовать?