Люсинда Райли - Сестра ветра

– Папа с мамой передают тебе приветы и просят выразить самую искреннюю благодарность твоим родителям, – обронила Карин, складывая письмо обратно в конверт. – Как думаешь, они не будут возражать, если я задержусь у вас чуть подольше?

– Конечно, нет. Папа, тот вообще, как мне кажется, немного влюблен в тебя. Во всяком случае, в твою игру на гобое – точно, – улыбнулся в ответ Пип.

– Но если я останусь в Бергене, то мы с тобой не можем и далее злоупотреблять гостеприимством твоих родителей. Если бы ты только знал, дорогой, как я по тебе соскучилась! – негромко воскликнула Карин, прислонившись к Пипу, и принялась осторожно покусывать зубами его ухо. Но вот ее губы нашли его губы, и они поцеловались. Однако Пип тут же оторвался от Карин, потому что в этот момент наверху хлопнула дверь.

– Пока мы живем с родителями… Ты должна понимать, что…

– Да все я прекрасно понимаю, дорогой. Но давай снимем себе квартирку где-нибудь в городе. Я так истосковалась по тебе…

Карин взяла руку Пипа и положила ее к себе на грудь.

– И я тоже, любовь моя, – откликнулся Пип, благоразумно отдернув руку, чтобы – не дай бог! – никто не застал их врасплох в столь интимной позе. – Но пойми же! Хотя мои родители довольно прогрессивные люди и готовы закрыть глаза на многое из того, чего категорически не принимают другие у нас в Норвегии, однако любая попытка зажить с тобой семейной жизнью, спать с тобой в одной постели, дома или на съемной квартире, не так уж и важно, категорически неприемлема. Не говоря уже о том, что тем самым мы выкажем неуважение к ним, и это после всего того, что они для нас сделали.

– Все я понимаю… Но что же нам делать? Жить под одной крышей и быть врозь – это же мука для меня. – Карин округлила глаза. – Ты же знаешь, как важна для меня именно эта часть наших отношений.

– И для меня тоже, – ответил Пип, хотя порой ему казалось, что в их союзе с Карин он играет скорее подчиненную, женскую роль, а она – главенствующую, мужскую. – Но, повторяю, все станет возможным лишь тогда, когда ты примешь нашу веру и выйдешь за меня замуж. По-другому в Норвегии никак нельзя.

– То есть я должна буду стать христианкой?

– Точнее, лютеранкой.

– Боже мой! Не слишком ли большую цену приходится платить за секс? Уверена, в Америке таких драконовских законов нет.

– Наверное, ты права. Но мы с тобой, Карин, живем не в Америке. Мы живем в крохотном норвежском городке. И как бы сильно я тебя ни любил, я никогда не пойду на то, чтобы жить с тобой невенчанным открыто, да еще под носом у своих родителей. Понимаешь?

– Понимаю. Очень даже понимаю… Но, если я перейду в твою веру, не будет ли это актом предательства по отношению к своему народу? Да, в свое время мама, чтобы выйти замуж за отца, тоже поменяла веру и приняла иудаизм. Так что я еврейка лишь наполовину. В любом случае мне надо посоветоваться с родителями, узнать их мнение на сей счет. Они дали мне номер телефона, который установлен в галерее отца, так, для всяких экстренных случаев. Полагаю, что наш с тобой случай как раз из этой категории. Но, предположим, они дадут согласие. И что тогда? Как скоро мы сможем пожениться в этом случае?

– Я не слишком силен по части процедурных вопросов. Но, думаю, не раньше, чем пастор увидит твое свидетельство о крещении.

– Тебе не хуже меня известно, что такового у меня нет. Можно ли получить это свидетельство у вас?

– То есть ты согласна покреститься и стать лютеранкой?

– Боже мой, Пип! Пару капель воды и крест, приложенный ко лбу, едва ли сделают меня в душе христианкой, если ты это имеешь в виду.

– Нет, но… – немного растерялся Пип, поняв, что Карин не вполне понимает суть предстоящего таинства. Да и все остальное, что с ним связано, тоже. – Я хочу сказать, что секс – это одно, вопрос в другом. Ты вполне уверена в том, что хочешь стать моей женой?

– Ах, прости меня, Пип! – воскликнула Карин, улыбаясь во весь рот. – Острая заинтересованность в решении чисто практических вопросов, связанных с законным браком, несколько заслонила от меня романтическую сторону наших взаимоотношений. Конечно же, я хочу стать твоей женой. И сделаю все, что нужно, чтобы это случилось как можно быстрее.

– То есть ты даже готова поменять веру ради меня? – Пип был явно впечатлен и растроган столь высоким накалом чувств Карин. Уж он-то хорошо знал, как много для нее значит принадлежность к еврейской нации.

– Если мои родители дадут на это согласие, то да. Дорогой, я должна быть благоразумной. И потом, я уверена, то доброе, что есть в вере каждого из нас, дарует мне прощение, приняв во внимание все обстоятельства, толкнувшие меня на такой шаг.

– Даже если я стану думать, что тебя больше интересует мое тело, чем все остальное? – неловко пошутил Пип.

– Даже так, – охотно согласилась Карин. – Завтра обязательно попрошу твоего отца разрешить мне сделать один звонок в Америку.

Пип молча проследил за тем, как Карин вышла из комнаты. И подумал, как часто она ставит его в тупик своим взрывным темпераментом и причудливым ходом мыслей. Наверное, размышлял он, ему никогда не понять ее до конца. Одно он знал точно. Если они с Карин поженятся, то в будущем ему точно не придется скучать рядом с ней.

Родители Карин перезвонили ей вечером следующего дня.

– Они согласились, – хмуро объявила она. – И не только ради того, чтобы я смогла выйти за тебя замуж. Родители полагают, что для меня во всех смыслах будет лучше, если я перейду на твою фамилию. Мало ли что…

– Я счастлив! – воскликнул Пип, заключая Карин в свои объятия и прижимаясь губами к ее губам.

– Итак… – Через какое-то время Карин высвободилась из его объятий, заметно повеселев. – Как скоро можно будет все организовать?

– Как только ты встретишься с пастором и он назначит тебе дату крещения.

– Завтра, да? – нетерпеливо спросила она, и ее рука скользнула к его паху.

– Перестань! Будь же серьезной! – укоризненно попенял Пип, с трудом удерживая сладостный стон, после чего неохотно убрал ее руку. – Ты и правда будешь счастлива навсегда остаться в Норвегии?

– Знаешь, жить можно везде. На свете полно худших мест. А что же до нас, то, как мне кажется, мы должны жить сегодняшним днем. Поживем, увидим, что будет потом. Да, мне здесь нравится. Разве что язык у вас ужасный.

– Тогда мне нужно будет немедленно заняться поисками работы, чтобы содержать семью. Либо в здешнем оркестре, либо в Осло.

– Возможно, и мне удастся найти себе подходящее местечко.

– Может быть, может быть, но только при условии, что ты освоишь на нашем «ужасном языке» не только «пожалуйста» или «спасибо», но и кое-что еще, – пошутил Пип.

– Ладно! Обещаю! Буду стараться…

– Вот и прекрасно. – Пип поцеловал возлюбленную в кончик носа. – Я знаю, у тебя все получится.