Виктория Хислоп - Возвращение

За все те десять минут, пока люди продолжали заполнять помещение, вверх он так и не посмотрел. Потом поднял голову и уставился в пространство перед собой, обратив взгляд куда-то в сторону только ему одному видимой точки. Его лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности, зрачки темных глаз едва различали очертания тех немногих, кто уже занял свои места. Свет падал на них сзади: лица зрителей оставались в тени, а их силуэты окружало сияние.

Молодой Монтеро находился в пятне света, и каждый мог его хорошенько рассмотреть. Он выглядел моложе своих двадцати лет, да и ямочка на подбородке придавала ему неожиданно невинный вид. В его внешности присутствовало что-то почти женственное: волосы ниспадали густыми, блестящими прядями, а черты лица были тоньше и изящнее, чем у большинства цыган.

Едва его увидев, Мерседес ошеломленно замерла. Ей подумалось, что он необычайно красив для мужчины, и, когда его лицо снова скрылось за ниспадавшими плотным занавесом роскошными волосами, она вдруг ощутила непонятное чувство утраты. Пока девушка мысленно упрашивала молодого человека поднять голову, чтобы она смогла получше его разглядеть, он продолжал лениво перебирать пальцами струны: молодой гитарист был достаточно тщеславен и хотел дождаться, когда соберется побольше народу; он явно не планировал переходить к выступлению, пока помещение не заполнится до отказа.

Спустя чуть более получаса, без какого-либо видимого предупреждения, он все же начал.

Его музыка оказала на Мерседес прямо-таки физическое воздействие. В тот самый миг девушке показалось, будто ее сердце вдруг увеличилось в размерах и совершенно помимо ее воли заколотилось так, что его мощные удары отдавались в ушах громким барабанным боем. Сидя, как и все присутствующие, на низеньком неудобном табурете, она обхватила себя руками, пытаясь унять сотрясающую ее тело дрожь. За всю свою жизнь ей не довелось еще слышать такой игры. Даже мужчины постарше, те, кто уже с полвека не выпускал из рук гитару, не добивались от своего инструмента столь восхитительного звучания.

Этот исполнитель фламенко был со своей гитарой единым целым; ритмы и мелодии, которые он мог из нее извлечь, пронзали публику разрядами электрического тока. Гармонии и мелодии изливались из его инструмента под сопровождение ритмичного постукивания по гольпеадору [44] Гольпеадор – тонкая пластмассовая пластина, закрепленная на верхней деке гитары. – создавалось ощущение, будто он задействует третью, невидимую руку. Его уверенная техника и музыкальная самобытность потрясли всех. Стало ощутимо жарче, а по помещению эстафетой прокатывалось еле слышное «Оле!».

По лицу Хавьера Монтеро то и дело стекали бисеринки испарины; он запрокинул голову, и зрители смогли впервые увидеть, что его черты искажены гримасой сосредоточенности. По шее струились ручейки пота. На несколько минут внимание на себя переключил барабанщик, давая Хавьеру возможность передохнуть, и тот снова уставился невидящим взглядом куда-то поверх зрительских голов. Они ни на миг его не заинтересовали. С того места, где он сидел, все присутствующие сливались в единую бесформенную массу.

Еще одна интерлюдия, и вот, спустя двадцать минут после начала выступления, он коротко кивнул головой, поднялся с места и стал пробираться боком, огибая аплодирующую публику.

Мерседес почувствовала, как, проходя мимо, он слегка коснулся ее лица краешком своего пиджака, и уловила кисловато-сладкий запах его тела. И тут девушку охватило нечто сродни панике, нечто столь же сильное, что и боль, и сердце в ее груди снова заколотилось с неистовой силой. В голове словно кто-то оглушительно хлопнул в ладоши, и в этот миг отработанные движения, символизирующие любовь и печаль, которые она многие годы заимствовала у других танцовщиц фламенко, наполнились реальным и ощутимым смыслом. Весь тот наигрыш был лишь генеральной репетицией этого мгновения.

Тоска и отчаяние оттого, что она, может, никогда больше не увидит этого мужчину, едва не заставили ее забыться и громко прокричать: «Постой, не уходи!» Ни доводам рассудка, ни природной сдержанности усмирить ее было не под силу; она поднялась и юркнула к выходу, оставив Эмилио обсуждать с другими присутствовавшими в «пещере» то, зрителями чего они все только что явились.

Атмосфера накалилась, что, впрочем, не было редкостью для подобных выступлений, но все же сегодняшний исполнитель оказался на голову выше самых лучших из них – с этим были согласны все, – и их зависть к его таланту, пробужденная отчасти духом соперничества, уступила место восхищению.

Оказавшись на свежем воздухе, Мерседес чуть не растеряла всю свою смелость. Прямо за дверью, в тени, угадывались очертания гитариста. Его присутствие выдавал огненно-красный огонек на кончике сигареты.

Неожиданно собственная решимость показалась Мерседес чем-то едва ли не постыдным.

– Сеньор , – прошептала она.

Монтеро был привычен к подобным знакам внимания. Притягательность искусно владеющего своим инструментом исполнителя неизменно оказывалась для кого-нибудь из публики совершенно неодолимой.

– Си [45], – отозвался он на удивление весьма обычным, лишенным особой глубины голосом.

Мерседес уже настроилась и, несмотря на весьма обоснованные опасения получить отказ, продолжила. Словно очутившись на тонком льду, она вынуждена была двигаться: либо вперед, либо назад. Раз уже зашла так далеко, придется произнести слова, которые она повторяла у себя в голове.

– Вы не сыграете мне?

Ошеломленная собственной дерзостью, она приготовилась услышать отказ.

– Я же только что вам играл…

В его голосе слышалась усталость. Он впервые удосужился взглянуть на нее. Разглядел ее черты, выхваченные из темноты светом фонаря. Как же много женщин подходило к нему вот так, соблазнительных, доступных, распаленных его игрой, но когда он видел их при ярком освещении – сразу же понимал, что они годятся ему в матери. Иногда, правда, взбудораженный после выступления, он не отказывался провести в их объятиях с часок или около того. Роль объекта поклонения никогда не теряла определенной привлекательности.

Вот только эта девушка была совсем юной. Может, она и впрямь хотела станцевать. Это будет что-то новенькое.

– Придется тебе подождать, – грубовато бросил он. – Не хочу толпы.

Выступлений на тот день ему было достаточно, но уж очень заманчивой была мысль поглядеть, что же этой девчонке все-таки от него надо. Даже не имей она симпатичной мордашки, чтобы убедить его, ей хватило бы и одного лишь нахальства. Так и оставаясь в тени, он закурил еще одну сигарету. Текли минуты. Публика расходилась.