Виктория Хислоп - Возвращение

Зайдя домой, Мерседес тут же поняла – быть беде. Эмилио вернулся час назад, рассчитывая, что сестра пришла раньше него, и сейчас вместе с родителями дожидался ее за одним из столиков в их баре. Девушкам ни при каких условиях не разрешалось гулять поздними вечерами без сопровождения. Конча с Пабло были в ярости: злились и на сына – за то, что тот оставил сестру без присмотра, – и на дочь. Мерседес знала, что оправдываться, объяснять, мол, танцевала, бесполезно, только напросится на очередную лекцию о том, что танцы когда-нибудь доведут ее до беды. А вот этого ей слышать совершенно не хотелось.

– Ну и что это на тебе? – требовательно спросил Пабло. – Это же не твое, так?

Мерседес рассеяно погладила лацканы пиджака Хавьера.

– И что это ты себе такое удумала? Разгуливать в мужском пиджаке с чужого плеча? – В отцовском голосе звучало негодование.

Она поплотнее закуталась в пиджак: он пропитался запахом фламенко , и она глубоко дышала, наполняя легкие этим пьянящим ароматом. Отец протянул руки, ожидая, что Мерседес избавится от оскорбительного предмета одежды, но девушка проскочила мимо него и убежала к себе в комнату.

– Мерче! Сейчас же выходи!

Конча последовала за дочерью вверх по лестнице и теперь гневно колотила в ее дверь.

Девушка знала, что смело может пропустить требования матери мимо ушей. Все устали и скоро разойдутся по кроватям. Споры могут подождать до утра.

Хотя ночь была теплой, Мерседес спала, завернувшись в пиджак, глубоко вдыхая память о его владельце. Даже если она больше никогда его не увидит, у нее останется хотя бы эта вещь. Она вовек его никому не отдаст.

Хавьер вошел в кафе на следующее утро. Была суббота, свободный от школы день, и Мерседес, сразу как проснулась, принялась свешиваться из окна спальни в надежде, что он придет.

Цыган почти всю ночь глаз не сомкнул: никак не мог перестать думать о молоденькой танцовщице. Он закрывал глаза и видел ее, открывал – она никуда не исчезала. Бессонница с ним приключалась редко. Почти каждую ночь он валился на кровать без сил, накачавшись виски и обкурившись сигаретами.

Не находясь в непосредственной близости от женщин, он о них особо и не думал. Но вот эта девчушка никак не шла из его головы. И он был рад предлогу пойти и разыскать ее на следующий день.

Хавьер отчасти надеялся, что при дневном свете она окажется не такой, какой он ее запомнил. Немного злился на себя. Вот только любви ему в жизни не хватало! Может, нафантазировал себе всякого в полумраке прошлого вечера. В любом случае пиджак следовало вернуть. Он был лучшим в его гардеробе.

Когда цыган вошел, молодой человек за стойкой готовил кофе. Это был Эмилио. Не успел Хавьер с ним и парой слов переброситься, как в зал влетела Мерседес. В руках она держала его пиджак. При дневном свете девушка казалась несравнимо прелестнее. Ни малейшего следа вчерашней робости, вместо нее самая открытая и чарующая улыбка из всех, которые он когда-либо видел.

Эмилио внимательно наблюдал за ними. Он уже узнал Хавьера.

– Спасибо, что мне его одолжили, – поблагодарила Мерседес, протягивая пиджак.

Как бы ей удержать его здесь чуточку подольше? Хоть какая бы идея пришла в голову!

– Я неплохо танцевала? – выпалила она.

– Ты – лучшая из тех, кто не цыганских кровей, лучшая пайо [49] Нецыган для испанских цыган (исп.). , какую я когда-либо видел, – искренне ответил он.

Такое громкое признание, в него трудно было поверить. Она вспыхнула, не зная, поддразнивает ли он ее или говорит правду.

– Если я как-нибудь вернусь сюда, станцуешь для меня еще раз?

Слова встали у нее в горле комом. Ответа и не требовалось.

Они стояли в каком-то метре друг от друга, дыша одним воздухом.

– Мне пора.

Пусть ему и хотелось, но он не мог ни легонько поцеловать ее в щечку, ни коснуться ее руки. Знал, что такие проявления внимания недопустимы, да и в любом случае понимал, что с них из-за барной стойки не спускает настороженного глаза Эмилио, шумно составлявший за баром тарелки в стопки.

Еще минута, и Хавьер ушел. К своему удивлению, Мерседес поняла, что не расстроилась. Она совершенно точно знала, что увидит его снова.

Проходили недели. Девушка ждала, не думая ни о чем другом, стараясь удержать в памяти его запах.

Наконец пришло письмо. Хавьер обращался к Мерседес через ее наставницу, Ла Марипоса: он возвращается в Гранаду и хочет, чтобы она с ним выступила. Они могут репетировать в доме старой байлаора .

Мерседес истерзалась. Этот мужчина был для ее семьи совершеннейшим чужаком, старше нее на пять лет и, что уж совсем недопустимо, еще и хитано , цыганом. Она знала, что скажут родители, спроси она их дозволения. Ей оставалось только одно – действовать за их спинами. Девушка была готова пойти на любой риск, лишь бы еще разок станцевать с Хавьером.

Мерседес доверилась Эмилио, уверенная, что он ее не предаст. Тот продолжал играть, пока она, сидя на его кровати и бурля от восторга, рассказывала ему о приглашении цыгана.

– Я обязательно поделюсь с родителями, – пообещала она. – Только не прямо сейчас. Знаю, они тут же меня остановят.

Эмилио изо всех сил постарался скрыть свое раздражение. Он понимал, что его в расчет не берут.

Мерседес, безразличная к положению, в которое поставила брата, возбужденно продолжала:

– Ты ведь придешь посмотреть на наше выступление, а? Даже если мать с отцом позвать не получится, без тебя все будет совсем не то…

В первый день, когда она, прихватив свои танцевальные туфли, направилась вверх по склону к дому Марии Родригес, чтобы встретиться там с Хавьером, ее ноги дрожали так, что она едва могла идти. Как же ей танцевать, если она и ноги-то с трудом переставляет?

Девушка добралась до дома старухи и, привычно не постучавшись, сама подняла щеколду. Внутри, как всегда, было темно: глазам потребуется несколько минут, чтобы привыкнуть к полумраку. Мария обычно появлялась несколько мгновений спустя, заслышав, как открылась дверь.

Мерседес опустилась на старый стул у двери и принялась переобуваться. Из темноты послышался голос:

– Здравствуй, Мерседес.

У нее чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Предположив, что пришла первой, она совершенно не заметила, что в комнате уже находится Хавьер.

Мерседес даже не знала, как к нему обращаться. «Хавьер» звучало слишком фамильярно, «господин Монтеро» – как-то нелепо.

– Ой, здравствуйте… – тихо отозвалась она. – Как добрались?

Она много раз слышала, как взрослые ведут вот такие ничего не значащие разговоры.

– Хорошо, спасибо, – ответил он.

В то самое мгновение, как будто для того, чтобы разрядить неловкость момента, в комнату вошла Мария.