Виктория Хислоп - Возвращение

Мария Родригес обладала безграничным терпением и неисчерпаемым знанием последовательностей шагов, которые и показывала Мерседес. Она первой оценила, насколько сложнее стала манера исполнения девушки. Отсутствие Хавьера рядом, смерть Эмилио и атмосфера горя, царящая у нее дома, значили, что ей не было нужды задействовать воображение для того, чтобы выразить в своих движениях надрыв и чувство потери. Они и так были ее реальностью, такой же, как и пол под ногами.

В Антонио, задумчивом и отстраненном, не осталось и следа от улыбчивого старшего брата, каким Мерседес его помнила. Теперь он исполнял роль главы семьи и всегда переживал, как бы с Мерседес чего не случилось, особенно когда она поздно возвращалась из Сакромонте. Сейчас их город стал местом, где танцы не приветствовались.

Тишину комнаты, погруженной за прикрытыми ставнями в ночной полумрак, нарушил щелчок осторожно закрываемой двери. Мало того что Мерседес преступно опоздала, она совершила еще одно прегрешение – попыталась пробраться домой незаметно.

– Мерседес! Где, во имя всего святого, тебя носило? – раздался громкий шепот.

Из сумрака в переднюю шагнул Антонио, и Мерседес застыла перед ним, склонив голову и спрятав за спину руки.

– Почему так поздно? Зачем ты так с нами?

Он замялся, растерявшись от смешения чувств – совершенного отчаяния и безусловной любви к сестре.

– Ну и что у тебя там? Как будто я сам не догадаюсь.

Она вытянула вперед руки. На распрямленных ладошках неуверенно покоилась пара поношенных черных туфель, кожа их была мягкой, словно человеческой, а подошвы – протертыми чуть не насквозь.

Он с нежностью обхватил ее запястья и, удерживая их в своих руках, взмолился:

– Ну пожалуйста, в последний раз тебя прошу…

– Прости, Антонио, – тихо ответила она, встретившись наконец с ним взглядом. – Я не в силах остановиться. Ничего не могу с собой поделать.

– Это опасно, керида миа , опасно.

Антонио и Игнасио определенно находились сейчас по разные стороны баррикад. Франсиско Перес, близкий друг Антонио, заронил в того подозрение, что Игнасио мог быть причастен к аресту его отца и брата, Луиса и Хулио. Тогда это обвинение показалось Антонио возмутительным, но он так и не смог окончательно выбросить его из головы. Тесные связи Игнасио с правыми, которые держали сейчас в своих руках власть в Гранаде, уж точно не оставляли ни у кого сомнений в том, что он принадлежал к лагерю сторонников Франко. Будучи местной знаменитостью, Игнасио стал визитной карточкой всех тех, кто с особым рвением вершил в городе несправедливость и насилие.

Антонио понимал, что ему следует проявлять крайнюю осторожность. Несмотря на их с Игнасио кровное родство, он ясно сознавал, что брат легко сможет использовать его взгляды и дружбу с ярыми социалистами ему во вред.

Хотя Гранада находилась в руках националистов, в городе оставалось немало тех, кто тайно поддерживал законное республиканское правительство; многие с готовностью сопротивлялись навязанной им тирании, а это значило, что ужасы войны сеяли не только франкисты. Расхожим явлением стали убийства тех, кого подозревали в содействии войскам Франко, и на их телах часто обнаруживались следы пыток.

В некоторых случаях все начиналось с уличной потасовки, с обзывательств, тычков и пинков. В считаные мгновения обычная драка могла перерасти в настоящий бой между молодыми людьми, которые зачастую вместе выросли и вместе гоняли мяч. В том же лабиринте узких улочек с такими ласкающими слух названиями, как Силенсио, Эскуэлас или Дукеса, служившем когда-то площадкой для нескончаемых детских игр в прятки, разворачивались теперь жуткие погони. Дверные ниши, где можно было в ходе игры на секунду укрыться в те счастливые времена, могли превратиться сейчас в настоящее убежище, спасти жизнь или даровать смерть.

Поздним вечером в конце января 1937 года Игнасио с тремя своими друзьями выпивал в баре возле новой арены для боя быков. В том квартале нередко собирались сторонники нового режима, а сам бар был частым местом встреч любителей корриды, так что, если сюда заглядывал кто-то из сочувствующих республиканцам, беды, скорее всего, было не миновать. В углу расположилась группка мужчин, незнакомых большинству завсегдатаев, и в воздухе запахло грозой. Пусть на них не глазели, никто в баре не выпускал из внимания четверку этих слегка неряшливо одетых парней, а бармен обслуживал их подчеркнуто вежливо, не желая вступать с ними в разговор.

Около полуночи незнакомая компания поднялась и направилась к выходу. Проходя мимо, один из них с силой толкнул в плечо сидящего Игнасио. При любых других обстоятельствах это действие можно было бы принять за дружеский жест, но не в ту пору и не в том баре. Это был Энрике Гарсиа. Они с Игнасио ходили в одну школу, но даже тогда близкой дружбы не водили.

– Как жизнь, Игнасио? – спросил Энрике. – Как поживает лучший убийца быков во всей Гранаде?

В последней фразе сквозила издевка, и Игнасио быстро распознал завуалированный выпад в свою сторону. Намек Гарсии на то, что он причастен к происходившим в городе казням, привел его в ярость. Для Игнасио существовало различие между тем, чтобы быть, в его собственном представлении, негласным осведомителем и настоящим убийцей. Свою жажду крови он приберегал для арены.

Игнасио знал, что лучше смолчать. Если Гарсиа пришел сюда, чтобы затеять драку, не стоит давать ему удобного повода.

Гарсиа возвышался над Игнасио. В таком положении у него было явное преимущество, все равно как у конного пикадора. Игнасио редко чувствовал себя настолько уязвимым, он ненавидел то, как близко к нему стоял недоброжелатель, и то, с каким угрожающим видом тот нависал над ним, словно готовясь вонзить ему в бок пику . Если Игнасио не хотел давать волю своему горячему нраву, лучше бы ему убраться оттуда. Да поскорее.

– Ладно, – сказал он спокойно, оглядывая круг своих приятелей. – Пожалуй, мне пора.

По компании пробежал шепоток. Им уходить еще было довольно рано, но они видели, что Игнасио и вправду было пора. Приятели без слов понимали, что, если выйдут с ним на улицу, это может быть воспринято как угроза. Вне всякого сомнения, Игнасио желательно было бы ускользнуть незаметно. В этом случае существовала вероятность того, что ситуация может просто сойти на нет.

Несколько секунд спустя он уже оказался на улице. Несмотря на не очень уж поздний час, вокруг не было ни души. Сунув руки в карманы, он неспешной походкой зашагал по Сан-Херонимо в направлении собора. Ночь была влажной, в тусклом свете газовых фонарей блестели булыжники мостовой. Он не собирался торопиться. Ему показалось, что он услышал чьи-то шаги, обернулся, но, никого не увидев, продолжил свой путь, упрямо решив не ускорять шаг. Почти дойдя до конца улицы, он резко свернул направо, в сторону одной из самых многолюдных городских улиц.