Кристина Ляхде - Мужчины и прочие неприятности

Она вошла в кухню и стала мыть картофель, как делают все люди в этой стране. В семье может происходить все что угодно, однако каждый день картошка должна быть вымыта и съедена, а кофе — отмерен. Разве это не смешно? Роза начала смеяться.

— Кому сколько картошки? — весело спросила Роза.

— Картошки, — сказал отец.

— Неплохо бы пива, — сказал Упи.

— Спасибо, — сказал Онни.

Отсо махал хвостом и неотрывно смотрел на Розу, пока она накладывала ему еду в миску.

Размякший картонный Тойво улыбался в одиночестве в прихожей.

А на стене в рамке, прикрепленная кнопками, выцветала детская фотография Вели.

А он сам не был даже в рамке, нигде, и все же — везде. Тот, чье имя потом ни разу не слетело с губ Розы ни в дверном проеме, ни в прихожей, ни у входной двери, ни у ворот. Чье имя распалось на отдельные буквы, которые можно было переставлять по-новому десятками способов, получая незнакомые и по большей части несуществующие комбинации.

«Куда же исчез Вели? Куда уходят умершие? — думала Роза. — Он же только что был здесь! Вели — в белых перчатках, с игральными картами и шелковыми шарфиками. Входная плата: пять пенни. Картонный стол и места от одного до шести. Колли играл кролика. Щеки зрителей были мокрыми от слез, а их руки — горячими от аплодисментов».

Это даже не было ее собственным воспоминанием, а было лишь тем, что Вели передал ей.

«Вид все тот же. Те же самые декорации. Черный дрозд сидел на той же ветке. Сквозь ели веял легкий ветерок, автомобили мчались мимо, мимо… А теперь все мы ждем весны», — думала Роза.

— Вы покрасили стены, — заметил Упи. В квартире еще стоял запах косметического ремонта, и цвет стен пока резал глаза. Упи по привычке обратил внимание на окружающую обстановку, он делал так всегда.

— У меня возникла внутренняя потребность, — ответила Роза. — Здесь можно еще разок проветрить перед едой.

— Перспектива — это наша внутренняя тюрьма, — процитировал Упи и открыл форточку.

Великолепный фокус — за исключением того, что ты не вернулся назад, хотя я и перевернула шляпу, перетряхнула шарфики, распилила коробку. Кто-то утверждал, что Вели отправили в отделение патологии. И что бы ему там было делать? Конечно же, его там не было. В гробу лежала остывшая безжизненная кожура, деревянная кукла внутри деревянной игрушки, и где-то в глубине последней деревянной куклы покоилась вся цепочка моего рода от первой праматери до самого маленького вырванного из чрева деревца. Розе выдали одежду Вели. В коричневом бумажном пакете. Там лежал пиджак, в кармане которого находились шелковые платки и карты. И именно в этом пакете, несмотря ни на что, ощущалось присутствие Вели.

От отца тоже осталась одна кожура. Тук-тук, простукивала она его грудь и спину, и отец отзывался звуком старого пустотелого дуба.

— Невыразимо грустно, — сказала Роза сиделке отца, когда та помогала его одевать. — Он больше не в состоянии нормально общаться, а вскоре и того не останется.

— Вы, наверное, очень близки? — сочувственно спросила сиделка. — Это редкость.

— Близки? — Роза была удивлена. Они с отцом никогда не были близкими людьми. — Будучи здоровым, отец говорил даже меньше, чем после того, как впал в маразм.

— Означает ли это, что он ничего не потерял? Никаких общих бесед, обмена суждениями, даже просто сплетнями…

Идея ведь была в том, чтобы как-то облегчить его существование. А разговоры начались сразу, как только от отца стали убегать слова. И это при том, что работа отца всю жизнь была связана со словами.

Мгновение Розе казалось, будто бы она держит в руках пустую урну. Зола стала невесомой, осталась только деревянная труха. Как если бы ребенка отпустили побегать или птицу полетать. Она не знала, была ли она родней тем небесным созданиям или же этим бренным деревянным куклам. Ее жизнь была для полых людей.

«Я научилась беречь свои силы, — подумала Роза. — Раньше я бы взвалила на себя кучу ответственности, а теперь забочусь только о еде и дальнейшем уходе».

— Вы уже успели познакомиться? — спросила Роза. — Это Арво, мой отец.

— Да, я ее отец, — подтвердил Арво.

— Я — ее муж, — сказал Онни и кивнул остальным.

Роза нахмурилась.

— Я по работе, сослуживец, — с запинкой произнес Упи.

«А я — реклама хозяйственного магазина», — подумал картонный Тойво.

Онни предложил нарезать хлеб. Он начал с заточки ножа. Он всегда с этого начинал. Лезвие со скрежетом заскользило по точильному камню, и по спине Розы пробежала холодная дрожь. Все проголодались, поэтому, отложив другие дела, занялись приготовлением еды. Когда Роза поднялась наполнить кастрюлю водой, она заметила, что ее отец застыл на месте, уставившись на Онни, который, обеспокоенный его пристальным взглядом, пытался так тщательно соскрести ножом остатки соуса со дна тарелки, чтобы на ней не осталось ни пятнышка.

— Точно, я знаю, кто ты! — обвинительным тоном сказал отец.

Онни смутился и покраснел, но не смог ничего сказать в ответ. Он почувствовал вдруг, что отец Розы знает что-то, чего он и сам не знал. Старик знает, кто я! Над столом возникло нечто вроде светящегося кольца — напоминающее эффект гало.

Роза изумленно посмотрела на отца. В то время как она своими силами пыталась разгадать загадку способностей Онни, оказалось, что ее впавший в маразм отец все знает. Он все время знал на нее ответ!

— Я знаю, кто ты! — повторил отец, повышая голос. Он либо сразу же забыл, что уже говорил это, либо же истолковал общее молчание таким образом, что остальные его прежде не поняли. Онни был подавлен этим экзистенциальным нажимом. По крайней мере уже трижды за эту зиму вопрос: «Кто я такой?» — возникал перед ним, будучи требовательным и непостижимым.

Роза видела, что из Онни в ближайшее время невозможно будет вытащить ни слова, а может быть, и в будущем тоже.

— Папа, ты знаешь Онни? — Она хотела это знать.

Упи тоже выглядел удивленным. Неужели он упустил какую-то связь? Рука Упи ощупала внутренний карман пиджака. Плоская бутылочка была на месте.

Арво даже не взглянул на дочь, его взгляд был прикован к Онни, который все более пунцовел и смущался.

— Ты нарочно это делаешь, да? — рявкнул Арво на Онни и затем, уже мягче, ответил Розе: — Это аквалангист из телевизора.

Онни подтвердил сказанное активными кивками.

— Что? — Роза с изумлением повернулась в Онни. — И что же он якобы сделал?

– «Снова собирается шторм». Вот что он сделал, — сказал Арво с упреком. — Много месяцев я болтался в гавани, ожидая, что попаду в открытое море, но нет — шторм за штормом, шторм за штормом. Хватит уже, черт возьми!

— Простите? — смог выдавить из себя Онни. Остальные молчали. На лбу Онни собрались страдальческие складки. Эффект гало стал теперь огромным и ослепительным. Онни почувствовал себя так, как будто находился в комнате для допросов. Очевидно.