Эрик Нойч - Мир на Востоке

— Пиши обо всем, что тебе кажется актуальным, я заранее все одобряю.

Когда Франк бывал на комбинате, он заглядывал всюду. Ничто не могло укрыться от его глаз. Он умел так разговаривать с людьми, что у всех развязывались языки: терпеливо слушал, понимающе кивал, и даже его привычка теребить бородку почему-то внушала доверие. Ему можно верить, считали рабочие, напишет правду.

Франк наслаждался своим успехом. Иногда после неутомимого хождения по цехам он усаживался где-нибудь на камень или прямо на траву и смотрел на могучий силуэт завода, ставшего отправной точкой его взлета. Он с удовольствием вдыхал даже запах гари и дыма, слушал грохот машин, лязганье вагонеток, шум транспортного моста, возгласы, а порой и ругань рабочих. Цель у него и у них была общая: с каждым днем давать республике все больше металла.

Во время очередного посещения комбината он узнал, что Бухнер и Хёльсфарт теперь вместе работают над каким-то рационализаторским предложением. Франк подумал, что хорошо было бы зайти к Штейнхауэру, в заводскую многотиражку, и узнать обо всем поточнее. Но Кюнау отсоветовал, и он не пошел.

Статью о Бухнере и Хёльсфарте он, однако, написал, с большим жаром использовав весь арсенал журналистских приемов. Это его и подвело.

В статье говорилось не только о тревоге двух бригадиров по поводу потерь металла. Она создавала у читателя впечатление, будто техническое решение проблемы — дело времени. Раз объединились Бухнер и Хёльсфарт — нет сомнений, что они найдут выход. Эти два бригадира создали настоящее социалистическое содружество, они привлекли к совместной работе и инженера Вильдбаха, который после бегства Дортаса стал во главе литейного цеха, посвятили его в свои планы, и это свидетельствует о возникновении совершенно новых отношений между рабочими и интеллигенцией. Вот наглядный пример того, как в нашем обществе политико-моральное единство всех слоев населения становится реальностью. Волчий закон капитализма, где человек человеку враг, давно утратил у нас свое действие. Каким же мелким должен чувствовать себя тот, кто отгораживается от движения творческой мысли, заботится только о личной выгоде и подсмеивается над теми, кто работает ради общего дела.

Намек был совершенно прозрачен, все поняли, что речь идет о бригадире Клейноде. Тот, выступая на каком-то собрании, сказал, что Хёльсфарт с его манией постоянно выдумывать какие-то новые методы, надоел ему до чертиков. Когда требуется игра на скрипке, нельзя бить в барабан. Он за тщательное выполнение ежедневных задач, а не за пляски под звуки тамтама… Франк, легко впадавший в обличительный тон, и на сей раз не избежал его. Он клеймил Клейнода, противопоставляя его Хёльсфарту и Бухнеру. Эрих представал в ослепительном свете, а его противник был сплошь вымазан черной краской.

Всем было ясно, что автор не анализирует совместную работу Хёльсфарта и Бухнера, а стравливает Хёльсфарта и Клейнода.

Некрасиво получилось и с другой статьей.

Однажды среди читательской почты ему попалось на глаза письмо Ханны Штейнхауэр. Оно было написано таким неразборчивым почерком и с таким количеством орфографических ошибок, что секретарша поставила на конверте красным карандашом жирный вопросительный знак. В письме высказывалось — Франк все же его прочитал — решительное требование заодно со строительством шоссе отремонтировать и дорогу в Лерхеншлаге, провести там наконец водопровод и канализацию. Поскольку письма подобного содержания приходили и из других мест, Франк решил за неимением времени ответить всем сразу на страницах газеты.

Однако он не написал всей правды, умолчал и о планах Кюнау построить возле Айзенштадта второй мост через Заале. Вместо этого он решительно расправился с тем «вздором», который писали окрестные жители. Ведь ему еще с детства хорошо знакома их провинциальная ограниченность, они всегда отличались мелочностью и упрямством, не понимали ни времени, ни ситуации. На блюдечке с голубой каемочкой ничего никому не поднесут. Каждому разумному человеку ясно, что при строительстве дороги единственным неписаным законом будет экономия средств.

Прочитав эту отповедь, Ханна возмутилась. Люттер выставил ее на всеобщее посмешище, говорила она Функе и своему сыну Ахиму. Если к нам так относятся, так отмахиваются от наших бед, значит, ваш социализм никуда не годится. Тогда уж лучше выбирать СДПГ, которая хотя бы до первой мировой войны нам тут дома строила…

Ее сосед Функе, старый коммунист, очень рассердился на нее за такие слова, целую неделю не здоровался и перестал помогать ей.

— Ты теперь ведь письма пишешь, — ворчал Функе. — Пиши-ка их лучше в Бонн, своим друзьям социал-демократам. Пускай они тебе крышу чинят…

Но Эрих Хёльсфарт, которому Халька рассказала, как рассердилась и обиделась мать Ахима, прекрасно понял ее. Он и сам был возмущен статьей Люттера, где говорилось о нем и о Бухнере и где он, Эрих, изображался чуть ли не святым. Ту газету он сразу же скомкал и швырнул в корзину. Теперь он с нетерпением ждал встречи с Франком, чтобы высказать все, что у него накипело.

Но первым встретил Люттера Ахим. Произошло это на пульте управления — с недавнего времени основные производственные процессы на комбинате были автоматизированы. Ахим вошел в освещенное лампами дневного света помещение и тотчас увидел Франка. Он стоял спиной, и Ахиму показалось, что его лысина за те несколько недель, пока они не виделись, увеличилась еще больше. Держа в руках блокнот и шариковую ручку, он разговаривал с дежурным, который объяснял ему функции различных лампочек на приборном щите. Вероятно, Франк готовил интервью в номер.

Ахим появился на пульте, собственно говоря, с той же целью. Он хотел написать в многотиражке и о тех, кто работает на пульте управления, потому что их труду почему-то уделялось мало внимания и говорилось о них меньше, чем о тех, кто работал у печей, на колошниках и на шихте, хотя именно пульт управления был сейчас мозговым центром комбината.

Ахим подошел к Франку и положил ему руку на плечо.

— Очень хорошо, что я тебя здесь застал.

Тот вздрогнул, коротко кивнул и вновь уткнулся в блокнот.

— Прости, я занят…

— Мне необходимо с тобой поговорить. Иначе ты своими новыми статьями можешь нанести еще больший вред, чем уже нанес.

— Что?

— Давай выйдем отсюда, чтобы не мешать.

Ханс Дорендорф, начальник пульта управления, бросил Ахиму благодарный взгляд. Ахим знал: тем, кто здесь трудится, многие завидуют из-за их «чистой» работы. Сидят в рубашечках и галстуках на вертящихся стульчиках, а мы целый день в грязи, под дождем должны вкалывать — так поговаривали на комбинате, потому что не знали, какой концентрации внимания требует эта работа и какие последствия для всего предприятия может иметь любая осечка.