Эрик Нойч - Мир на Востоке

Вот об этом она сейчас и думала. И решила не жаловаться больше и не сокрушаться, а действовать. Уж если их партийная организация каждый месяц собирает собрания, а не интересуется нуждами жителей, она сама возьмется за дело. И Роберт наверняка бы одобрил ее. «Это ты правильно решила, Ханночка, поднимай шум», — сказал бы он. В поселке люди его еще хорошо помнят, и она будет действовать так, как, наверное, действовал бы он сам.

Она написала несколько писем бургомистру Граубрюккена и директору комбината Дипольду: если вы даете строительству столько шлака, почему бы вам не выделить несколько тонн и для нас? Написала и в редакции нескольких газет. Писала обо всем, о чем думала в бессонные ночи: мы тоже имеем право пользоваться благами цивилизации и больше не хотим тонуть в грязи каждую осень и зиму… Теперь она часто мечтала с соседями о будущем строительстве, представляла себе Лерхеншлаг с заасфальтированными улицами и тротуарами.

Несмотря на то что зимой комбинату пришлось выдержать настоящую битву за план и в начале года он был значительно недовыполнен, в летние месяцы стало очевидным, что впервые за свое существование комбинат наконец вырвется из красных цифр и станет рентабельным. Причин успеха было много, но решающим стали два фактора: люди набирались опыта, лучше овладевали постоянно совершенствовавшейся техникой. Стоимость тонны металла существенно понизилась, и отпала необходимость государственных дотаций. Теперь руководство могло уже думать о том, какая прибыль будет получена на будущий год.

Это была крупная экономическая победа. И поэтому, вероятно, Манфред Кюнау уже не старался спрятаться за спиной Дипольда, как это было еще совсем недавно. Теперь его выступления снова стали ясными и четкими. В конце концов, все эти успехи были достигнуты прежде всего благодаря неустанным усилиям парторганизации, которой он руководил. Теперь и он мог кое-что обещать рабочим, особенно в связи со строительством дороги. Когда он в своих выступлениях касался этого будущего строительства, он вдруг приглушал голос, отклонялся от подготовленного текста и начинал заговорщически подмигивать слушателям. «Разумеется, товарищи и коллеги, наше предприятие даст шлак, обеспечит, так сказать, фундамент для этой автострады, и потому, я думаю, мы тоже сможем сказать свое слово, когда будет окончательно решаться вопрос, где ее прокладывать. Разумеется, мы в первую очередь думаем о тех населенных пунктах, где живут наши коллеги. Было бы просто смешно, если бы нам не удалось отремонтировать давно пришедшие в негодность дороги и сделать их ровными и гладкими, как паркет в этом зале…» После таких слов, естественно, раздавался гром аплодисментов.

После очередного подобного собрания Герберт Бухнер подошел к Хёльсфарту:

— Рыжий, мне надо с тобой серьезно поговорить.

— За что удостоился такой чести?

— Я серьезно. Мне нужна твоя помощь. Дело в том, что я решил перенять твой опыт…

Бухнер произнес это так решительно, что Эрих не мог дольше сердиться. Они отправились в ресторан Дома культуры, сели за столик, и Бухнер заказал пива. Однако разговор пошел такой напряженный, что они забыли о своих кружках.

У Герберта были все основания для прекрасного настроения — ведь Кюнау объявил, что новое шоссе пройдет возле его деревни.

— Если бы я рассказал об этом у нас на собрании общины, они бы мне все на шею кинулись.

— Что ж ты теряешься? Может, они сделают тебя почетным гражданином.

Бухнер хмыкнул.

— Что я, дешевой популярности ищу? Тут дело вовсе не во мне, а в шлаке. Ты знаешь, что мы сейчас ссыпаем в отвал? Кюнау знает, но просто отмахивается. Знаешь, что это за шлак? В нем полно металла. Угадай — сколько?

Эрих отхлебнул глоток пива и вопросительно глянул на Бухнера.

— Иногда до двадцати двух процентов доходит.

Эрих поперхнулся и долго, мучительно кашлял.

— Видишь, это даже тебя подкосило. Понимаешь, мы должны получить этот металл обратно. Придумать какой-то способ… А ты, ты же хитрый парень, голова у тебя хорошо работает. Ты пойми, — его слова звучали как мольба, — ты ведь один из тех, на кого всегда можно положиться. Мы могли бы здорово повысить рентабельность, если бы снизили процент ошибок в технологии. Но нам в одиночку не справиться. Для этого нужна помощь вашей бригады…

— Ладно, выкладывай, какие у тебя соображения.

Бухнер увидел, что Хёльсфарт теперь слушает с бо́льшим вниманием. И потому вылил на него целый ушат проблем: тут и утилизация колошниковых газов, и большое содержание железа в шлаке, и многое другое.

— Черт побери! — Эрих был явно удивлен. — Я и не знал, что у тебя столько идей. Все это чрезвычайно важно, но как я могу тебе помочь?

— Давай-ка, Рыжий, вместе возьмемся за дело. У нашего секретаря, видно, головокружение от успехов. Но мы-то ведь понимаем: чтобы в следующем году получить десятимиллионную прибыль, надо использовать все резервы.

— Это ясно. А с чего начнем?

— Предлагаю начать со шлака.

Новость и в самом деле была для всех неожиданной: проработав всего лишь год корреспондентом, Франк стал заведующим отделом в «Вархайт». Теперь он трудился изо всех сил, стараясь блестяще написанными статьями доказать тем, кто завидовал ему, что заслужил такое повышение. Он много писал о проблемах развивающейся промышленности их региона, о химическом гиганте, выросшем возле Галле, о буроугольных разработках, о стройках, которые в последние годы возникали повсюду, но с особым вниманием он относился к металлургическому комбинату в Айзенштадте. Здесь ему по-настоящему помогли преодолеть тяжелый кризис и никто не попрекал, не приставал с громкими фразами. Все хотели только, чтобы он нашел свое место.

Этого он никогда не забывал и потому старался бывать на комбинате чаще, чем на других предприятиях. Кроме того, здесь работали два его старых друга, завязались и новые связи, например с Манфредом Кюнау. С ним он обсуждал почти каждую статью, прежде чем отдавал ее в печать, и потому перед ним широко распахивались все двери комбината. Когда он на машине приезжал сюда из окружного центра, вахтеры приветливо с ним здоровались, даже не спрашивая документов.

Комбинат сделался для него едва ли не вторым местом работы. Он наведывался сюда по меньшей мере раз в неделю, ходил по цехам, разговаривал с рабочими, шоферами, управленцами.

На основании увиденного и услышанного он писал свои очерки и репортажи. И окружной комитет, и редакция очень высоко оценивали его материалы. «Я и не думал, — заметил на одном из совещаний первый секретарь Франц Бюргман, — что о таких сухих вещах, как экономика, можно писать столь живо и интересно. Этот Люттер — одаренный парень». Слова первого стали широко известны в округе. Узнал о них и Франк. А Кюнау, и без того полностью согласный с тем, что писал его союзник, встречал Люттера еще более приветливо.