Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

Присев у отворенной на балкон двери, чтоб было посветлее, Миря записывал в графу «расход» переплетенной книжечки все, что перечисляла Величка. И сильно досадовал при этом, что в графе «приход» стояли всего две цифры — его собственная пенсия и пенсия бывшей учительницы рукоделия. Боже мой! Месяц только еще начался, а колонка в графе «расход» выросла устрашающе! Отметив красным карандашом эти цифры, Мусинский подвел новый итог. Потом отправился в кухню и, показав жене колонки, попросил ее быть осмотрительной.

— Решила сварить сегодня овощной суп, — заявила Величка, будто его и не слышала.

— Да, правильно, овощной суп очень полезен, особенно в весеннюю пору. Неплохо бы купить и крапивы, так как организм нуждается в железе… Но все же надо быть поэкономнее, Велика. Знаешь, что может получиться, если расходы превысят наши доходы… Не хотелось бы иметь красное сальдо в конце месяца. А это зависит главным образом от тебя, от хорошей хозяйки, которой доверена наша кухня.

— Ты прав, Миря, но все мы так любим покушать.

— Да, организм истощен, бесспорно… и нуждается в витаминах…

Произнося эти слова, Мусинский бросил алчный взгляд на сковородку, где с шипением поджаривались залитые яйцами ломтики хлеба, и ворчливо пробормотал:

— Лиляна все еще не встала? Нехорошо так ее баловать. Сказал ведь я тебе вчера, чтоб заставила ее вымыть тарелки… Нет, ты сама их вымыла. Запретил тебе готовить ей завтраки по утрам, ты опять не послушалась. А на днях я велел ей протереть окна в своей комнате, так ты воспротивилась — побоялась, как бы она пальчики себе не испортила!

— Миря, — негодующе возразила пожилая женщина, — ты сам не знаешь, что говоришь, хочешь, чтобы ее опять срезали на вступительном экзамене. Огрубевшими пальцами нельзя играть на пианино! Неужели ты не понимаешь таких простых вещей?

— Понимаю, Велика, но наша дочь так распустилась в последнее время, что я снимаю с себя ответственность за дурные последствия… Кстати, хочу тебе сообщить, что я решил отправить ее в село, к твоему брату — пусть освежится немного!.. Для организма всегда полезно хотя бы два месяца провести летом в деревне.

— Ничего не имею против ее поездки к дяде Игнату, — согласилась жена, перевертывая ломтики хлеба на сковородке, — но согласись и ты, что Лили необходимо брать уроки по фортепиано…

— Это уже решено, Велика! А кроме того я надумал и кое-что другое в связи с ее будущим… Музыка не слишком доходное занятие. Будущее в конце концов за физикой и химией…

— Господи боже ты мой, Миря!

— Да еще и стипендию, может быть, получит.

— С ума человек сошел!

Полковник запаса свернул в комочек нейлоновую сетку, сунул ее себе в карман пальто, перекинул через руку палку и двинулся за покупками. Белая собачонка то отставала, то бежала вперед, мотаясь у него под ногами, чрезвычайно довольная тем, что ее вывели подышать свежим воздухом. Высокий, худосочный и строгий, полковник запаса Мусинский выступал вперед, держась навытяжку, словно предводительствовал войсками на праздничном параде.

Да, он каждое утро будил наш квартал. Мы свыклись и с полковником запаса Мусинским, который всегда в одно и тоже время отправлялся за покупками в соседнюю лавку; и с посвистыванием молодого человека, который ремонтировал во дворе под навесом старую, разбитую и заброшенную трофейную машину; и с начальником милиции майором Младеновым, который заходил иногда под навес посмотреть, как идут дела с починкой трофейной брички; и со старой вдовой бабой Марийкой Веселиновой, которая каждое утро в один и тот же час приносила кружку свежего молока своему сыну, чтоб тот не умер с голоду, хлопоча под навесом все около этой старой машины. Однообразен, тих и безрадостен был наш квартал со своими одноэтажными домиками, среди которых то здесь, то там высились новые здания; с грязными улочками, до которых мостовая еще не добралась; с ватагами ребятишек, которые как стаи воробьев носились с утра до вечера, криками оглашая улицы. Да, таким был наш квартал, но в последнее время кое-что начало изменяться, особенно с наступлением техники. Чувствовалось дыхание большого города, малой частицей которого были и мы. Прежде всего до нас отчетливо долетал гул центра, простиравшегося в синей холодной мгле, окутанной дымом, с кирпичными трубами, какими-то башнями, почернелыми крышами, антеннами, телефонными столбами, прорезаемый тысячами пересекающихся лучей, вспыхивающих иногда как молнии и озаряющих низкое грязное небо.

За городом возвышается Витоша. Весною освещенная солнцем и белыми облаками, пролетающими над ее вершинами, она выглядела молодой и красивой, словно только что поднялась из земли, чтоб нас обрадовать. Из нашего квартала она видна была вся целиком и всегда стояла перед нашими глазами. Мы знали, когда ее вершины покрывались снегом, когда желтели и засыхали листья, когда они вновь зеленели, когда лили дожди и спускались туманы. Она похожа на картину без рамы, выставленную для того, чтоб можно было любоваться ею во всякое время.

Однако городской шум все сильнее врывался и в наш квартал. Вплотную подошла к нам и трамвайная линия, и теперь мы ясно слышали скрежет и позванивание трамвая на крутом повороте. Приблизилась и троллейбусная линия. Говорили, что и другие линии протянут до индустриального квартала, особенно после расширения машиностроительного завода. Словом, идиллия старых сгорбленных домишек, окруженных двориками и садами, постепенно исчезала. Исчезали куры с петухами, будившими нас ранним утром своим кукареканием. Перестали сажать подсолнухи и кукурузу в огородах и двориках. Появились какие-то новые люди — строительные бригады, — одетые в зеленые ватники и смятые брезентовые штаны, и принялись обмерять улицы. Разнесся слух, что предстоит большое жилищное строительство во всем квартале. Собственники переполошились было сначала, но вскоре успокоились, поняв, что ничего на этом не потеряют. Каждый получит удобную и светлую квартиру вместо старого, полуразвалившегося и замшелого домишки. «Там, где протекало, опять потечет», — замечали некоторые, а полковник Мусинский изрек на квартальном собрании Отечественного фронта следующую тираду: «Новое отбрасывает старое в силу закона природы». И действительно, два громадных гиппопотама-экскаватора направили вскоре свои длинные шеи и к обветшалому, облупленному от дождей и ветров двухэтажному дому с узорными заржавленными балкончиками. «Когда же стиснут его железные челюсти?» — спрашивали себя люди, с любопытством наблюдавшие за происходящим. Мусинский не боялся этого — он все предусмотрел, обо всем позаботился и пришел к выводу, что впадать в панику нет оснований. Когда настанет время, он переберется в другой квартал, пока ему построят трехкомнатную квартиру. Даже и денег ему, возможно, подкинут, но это еще не наверняка и не следует об этом распространяться, чтоб не вызывать недовольства. Только вечером, уже в постели, они прикидывали, сколько им могут дать денег, если строительная организация их не надует.