Андрей Гуляшки - Новеллы и повести. Том 1

— Не беспокойтесь, господин Мусинский, — робко обратилась к нему баба Марийка, — все уладится…

Ноздри трепетали у него, как у пса, которого ударили. Хотелось выкрикнуть нечто угрожающее, но он не знал, с чего начать. А старая продолжала успокаивать его, уверяя, что все уладится. Этими словами она как пилой перепиливала ему нервы. Наконец он не выдержал и, вскинув палку, трахнул ею по зеркалу, висевшему над умывальником. Мелкие куски с треском посыпались в бетонную раковину. Старая женщина отпрянула, закрыв лицо руками. «Боже мой, — думала она, — что творится с этим человеком!» А полковник, глядя на разбитое зеркало, сказал:

— Вот, поправь его теперь, если сможешь!

Баба Марийка прижалась к двери.

— Ну, поправь же его. Можешь? Разбитое зеркало! Давай лепи!.. Собирай кусочки и склеивай! Действуй!

И тут вошел Румен.

— Где Лиляна? — раздраженно обратился к нему Мусинский.

— Проходите в комнату. Ты, мама, останься здесь! А это что такое? — спросил он, указывая на осколки зеркала.

— Да так, ничего, — промолвила его мать.

— Подмети мусор!.. Кто разбил, тот пусть за него заплатит!

Войдя в комнату и увидев свою дочь, Мусинский вдруг обмяк. Потому ли, что, разбив зеркало, он дал выход своим нервам, или потому, что увидел наконец пропавшую дочку, — полковник не мог понять. Во всяком случае, он держался значительно спокойнее.

Лиляна сидела на кушетке, спиной к окну, виновато склонив голову. Волосы ее были приглажены, но по глазам видно было, что спала она плохо. Выглядела она, однако, очень хорошо с таким загорелым лицом. На ней было ситцевое платьице красного цвета, которого полковник не видел. Уж не подарок ли мужа? Платье было самое простенькое. Мусинский нахмурился, но он все больше овладевал собой.

Остановившись у двери, он произнес:

— Лиляна!

Девушка подняла глаза.

— Не ожидал я от тебя такого…

— Что, папа? — проговорила она. — К чему такой шум?

Мусинский фыркнул. Кровь вновь бросилась ему в голову. Он с трудом взял себя в руки. Ему было неприятно разговаривать с дочерью в присутствии Румена. Не выдержав, наконец, он вежливо попросил его:

— Вы могли бы выйти ненадолго?

Румен удалился из комнаты, подавив обиду.

Полковник сел рядом с дочерью на кушетку, наклонился к ней и принялся настойчиво, шепотом увещевать ее. Он втолковывал ей, что это поспешный поступок, что она должна вернуться домой, что мать из-за нее слегла, учительница ее тоже разболелась… Вернуться, пока не поползли слухи, подумать, пока Румен начнет работать… Может, все уладится… Каково им без нее? Ей ведь в институт поступать. Кто их будет содержать? Имеет ли она понятие, что такое жизнь?

Лиляна устало слушала, а потом и вовсе перестала воспринимать то, что он говорил, — так была подавлена. Когда отец кончил свою речь и вопросительно взглянул на нее, она сказала:

— Не могу, папа, я вступила в брак с этим человеком!

Полковник вытер вспотевший лоб и вздохнул. Лиляна молча смотрела в ноги. На ней были веревочные сандалии. Выглядела брошенной девочкой. Ей стало даже интересно, и она повторила:

— Нет, не могу, папа!

Они долго молчали. Из открытого окна донеслось ворчание мотора. Она поднялась и взволнованно выглянула во двор. Румен загонял под навес машину. Слава богу — он куда-то уезжал, подумалось ей. В сущности, от него всего можно ожидать. А что тогда будет с ней?

Отец ее был крайне огорчен. Он казался постаревшим — лицо было бледное, сморщенное, опухшее, словно его вымочили в рассоле. Он даже побриться не успел. Только глаза его, синие и злые, продолжали беспокойно шарить вокруг и как будто не теряли надежды склеить разбитое зеркало.

— Хорошо, — сказал он. — Даю тебе один день на размышление. Не вернешься, прокляну тебя навсегда! Все равно что не было у меня дочери…

Голос его дрожал, еще немного — и он заплачет. Лиляна проводила его до дверей. Ей было жаль его.

— Ну что тут особенного, папа?

Он мрачно смотрел на нее своими ошалелыми глазами и ничего не понимал. Потом открыл дверь и быстро вышел, палка его нетерпеливо постукивала по дорожке.

Долго неподвижно сидела Лиляна на кушетке. Ей хотелось окаменеть, исчезнуть, ни о чем не думать, однако вокруг нее пробуждалась и шумела жизнь. Сновали ласточки под стрехой, чирикали воробьи в ветках вишни, где-то во двориках пели петухи. И к этому привычному шуму где-то рядом, недалеко в квартале, присоединился гул машин строительной бригады, которые сносили маленькие, полуразрушенные домишки и на их месте возводили новые пятиэтажные кооперативные жилища. Скоро экскаваторы уберут и двухэтажный дом, и деревянную пристройку, и навес… И это было одним из серьезных поводов более трезво взглянуть на положение вещей. Может быть, старик прав? Стоит ли его упрекать?

Лиляна тупо и безразлично смотрела на голые истертые доски и не могла понять, что ей надо сделать, чтобы избавиться от этой муки. Кто-то постучал в окно. Она обернулась и увидела Румена. Он улыбался и держал в руках курицу. Сначала она испугалась, увидев громадную пеструю курицу, которая кротко сидела у него в руках, но потом подошла, толкнула створку окна и спросила удивленно:

— Где ты ее взял?

— Слетела с балкона… Прямо под навес…

— С веревкой?

— Да, и застряла в машине… Честное слово!

— Нет, Румен, ты ее заманил…

— Да нет же, честное слово!

— Папе только этого не хватало…

— Клянусь, я не приманивал ее!

— Нужно сейчас же ее отнести…

— Постой, сперва обмозгуем…

Он поднес курицу к лицу Лиляны и сказал шутливо:

— Кроткая, как ты.

Затем бросил ее в комнату и сам влез в окно.

Испуганная курица взлетела на кушетку, потом соскочила под столик и начала клевать рассыпанные по полу крошки. Пеньковая веревка, привязанная к ее ноге, медленно шевелилась. Лиляна протянула руку, чтобы схватить веревку, но курица забилась под кровать и закудахтала. Румен громко рассмеялся. В комнату вошла мать. Напуганную птицу с трудом извлекли из-под кровати. К большому удивлению женщин Румен вынул из кармана яйцо и подмигнул:

— Вот и завтрак готов!

Он продолжал улыбаться, но женщины были растеряны.

— Румен!

— Отнеси его своему отцу и скажи, чтоб не сердился больше… Прихвати и курицу…

Лиляна обиделась, но, так как курица без конца кудахтала и хлопала крыльями, стараясь выскочить в окно, трудно было вести серьезный разговор. Сама того не желая, Лиляна прыснула со смеху, а Румен схватил ее и поцеловал в присутствии матери.

— Такой я тебя и люблю! — сказал он. — Вот теперь уже можешь идти к своей матери… Ну а я приду, когда меня пригласят!.. Серьезно тебе говорю! Отнеси им курицу… Это солидный повод!

Лиляна оживилась.