Остин Сигмунд-Брока - Сказать по правде

Я закрываю рот. И смеюсь от замечательной честности этого признания. Мама улыбается шире.

Она собирается уйти, но возвращается и кладет руку на дверную раму.

– Эм, послушай, – начинает она, с незнакомой формальностью, размеренной и полной надежды. – Может быть, ты сможешь сделать для меня сайт? Профессиональный, как для актрисы?

Я роняю брошюру.

– Да! – Я не скрываю восторга. – Конечно!

Во время наших пробежек я рассказывала ей о сайтах, которые делала. Раньше она не знала, что я этим занимаюсь, и это обидно, но я напоминаю себе, что теперь все изменилось. Теперь она старается.

Покраснев, мама выглядит довольной.

– Я подумала, что стоит сходить на пару прослушиваний. Почему бы нет? Между занятиями, конечно.

Она начала преподавать актерское мастерство в институте в соседнем квартале. На этой неделе она получила первую зарплату, и мы отметили ее ужином, за который отец не платил.

С широкой улыбкой я киваю.

– Я тобой горжусь, мама, – говорю я, потому что честность не обязательно должна причинять боль. – Отец совершенно в тебе ошибся.

– Он не такой умный, каким себя считает, – говорит она, небрежно пожав плечами, но когда уходит, глаза у нее блестят.

Я собираюсь вернуться к брошюре УКЛА, когда вспоминаю про коробку.

Коробку с мамиными костюмами, которую спрятала под кроватью, чтобы мама ее не выбросила. Я откладываю брошюру и опускаюсь на ковер, вытаскивая потрепанную коробку на свет.

Когда я тащу ее в коридор, то замечаю фрак от моего костюма для «Рокки», сложенный сверху. Поставив все перед дверью ее спальни, я возвращаюсь к себе, вспоминая дикую магию той ночи. Ритуалы, поцелуй с Пейдж, Гранта и Ханну, которые постят в социальных сетях совершенно очаровательные фото из Юты, где проводят зимние каникулы с семьей Ханны. Брендана в своем абсурдном, но замечательном «костюме», и…

Стоп .

Я хватаю брошюру УКЛА. Почему я раньше об этом не подумала ?

Я потею – тяжелые капли катятся по затылку – и умираю от желания закатать колючие рукава. Изысканно расшитый лиф неудобно сжимает грудь, края впиваются в ребра.

Не могу поверить, что люди делают это для удовольствия.

Конечно, костюм замечательный. Это работа Пейдж, результат недели изучения немногих изображений, которые у меня были, примерок и поисков в магазинах ткани, сетки и правильных пуговиц.

Я – живая копия колдуньи из «Школьной колдуньи». Я накрасилась в соответствии с одной из инструкций Эль для макияжа на Хеллоуин – темные смоки и фиолетовые губы. От того, что ее не было рядом, больно. Так же, как и тогда, когда во время пробежки в плеере выпадает одна из наших любимых дискотечных песен. И эта боль напоминает мне, что мой нынешний план тоже может не сработать.

Пересекая сад скульптур УКЛА, я чувствую, как солнце обжигает спину. Мне очень, очень жарко. Остается надеяться, что я так же жарко выгляжу. Мой костюм – это по сути трико с длинной юбкой, два разреза которой высвобождают ноги. Пейдж сделала вырез ворота глубже, чтобы больше открыть декольте, и соорудила лиф, похожий на корсет, с готическими деталями. Плюс пышные рукава и сапоги до бедра – декабрьским днем, когда на улице двадцать пять градусов, это не лучший вариант. У нас в Лос-Анжелесе нет такой роскоши, как времена года, и полное отсутствие облаков над УКЛА совершенно не помогает.

Всю дорогу до научной библиотеки имени Чарльза И. Янга я собираю взгляды. Чего и следовало ожидать. Осмелюсь предположить, что я единственная на кампусе одета как ведьма. Не смущаясь, я открываю двери конференц-центра на первом этаже библиотеки.

На мгновение происходящее внутри ошеломляет. Я недооценила количество подростков-разработчиков игр в этом городе. Минуя кабинку за кабинкой, я не могу не оценивать конкурентов Брендана. Они предлагают варианты от простеньких до крайне детализированных. В «Барбосах», похоже, можно только управлять собачкой из пикселей, чтобы собирать тако. Другие – «Красный туман», «Зомби на Луне» – вызывают тошноту кровавыми фотореалистичными подробностями. В одной из кабинок пара девушек нервно наблюдает, как судья проходит демо-версию «Воина-волка».

А потом я поворачиваю за угол и вижу Брендана. До него еще несколько кабинок, и он меня пока не замечает. Он что-то объясняет судье, и я снова влюбляюсь в пылкую настойчивость в его глазах, в идеально растрепанные завитки волос надо лбом. На широкоэкранном мониторе за плечом судьи – седьмой уровень «Школьной колдуньи». Брендан снимает игру с паузы, и я вижу компьютерную хореографию, которую так хорошо знаю.

Когда судья поворачивается, чтобы сыграть, я ловлю взгляд Брендана. Он слегка роняет челюсть. Я вижу, как он рассматривает мой костюм, пока сама превращаюсь в комок нервов.

– Значит, это игра с открытым миром? – спрашивает судья, прерывая наш момент.

Брендан откашливается.

– Эм, – он теряется с ответом, – повторите вопрос, пожалуйста?

Я жду в нескольких шагах от стенда, не желая прерывать его презентацию. Брендан как будто берет себя в руки, дает судье длинный ответ и демонстрирует игровой процесс. Наконец судья кивает, с виду под впечатлением, и уходит. Мгновение на лице Брендана написано облегчение и радость; потом он мрачнеет и ищет меня в толпе.

Я делаю вдох и подхожу к стенду.

– Мне показалось, это будет уместно, – говорю я, указывая на костюм. – У меня есть несколько общих черт с персонажем. Я блондинка, грозная и склонна делать ужасные вещи, о которых глубоко сожалею…

В этот момент, словно игра нас слушала, колдунья безжалостно срубает голову герою. Я морщусь.

Брендан жестко смотрит на меня.

– Что ты тут делаешь, Кэмерон?

– Однажды ты сказал, что был бы в восторге, если бы кто-нибудь сделал косплей одного из твоих персонажей.

– Ты это запомнила? – На мгновение он выглядит так, словно забыл, что злится.

– Конечно, запомнила. – Надеюсь, он слышит искренность в моем голосе. – Мы сидели на пледах посреди кладбища. Ждали начала «Рокки».

Брендан смягчается. Но затем, словно вспомнив все, что я наговорила ему на балу, хмурится снова.

– Идем со мной, – угрюмо говорит он и ведет меня через толпу, мимо «Воина-волка» и «Зомби на Луне». Я ловлю еще больше любопытных взглядов. Мы выходим из здания, в сад скульптур, и Брендан наконец резко останавливается.

Без колебаний я начинаю:

– Брендан, прости меня. За все, что я тебе наговорила на зимнем балу, за то, как оттолкнула тебя и какой стала у тебя на глазах, когда высказывала гадости Бетани.

Брендан фыркает.

– Мы это уже проходили. Количество извинений ограничено, Кэмерон. Мне следовало придерживаться того, что я сказал тебе тогда. Не лезь в мою жизнь, – говорит он, но в голос прорывается дрожь.