Андраш Беркеши - Друзья

Вики отнюдь не была в восторге от происходящего. Ее очень огорчало сознание своей политической незрелости, из-за которой она никак не могла усвоить логику Мартона. Она просто не понимала, зачем к заурядному уголовному делу надо приплетать политику. И еще непонятно ей было, почему так цацкаются с Залой. Или он преступник, или нет — одно из двух. Если преступник, пусть его увольняют с работы, судят, исключают из партии. Нет, что-то тут концы с концами не сходятся.

Чухаи решил провести заседание комиссии через неделю, пригласив всех заинтересованных лиц на десятое апреля к десяти утра в конференц-зал фабрики.

Ференц Давид договорился с Имре, что девятого вечером они навестят Миклоша Залу и попытаются найти с ним общий язык. Вики как раз находилась в кабинете главного редактора, когда тот звонил брату.

— Скажи, родич, а ты бы не взял меня с собой? — спросила она. — Во-первых, меня очень интересует Зала, во-вторых, я хотела бы поучиться тактике и стратегии. Не знаю, что со мной случилось, но я глупею прямо на глазах. Просто перестаю понимать, что происходит. — И она поведала Ференцу Давиду о своих сомнениях.

Тот внимательно выслушал ее и, сняв очки, начал тщательно протирать стекла.

— Надеюсь, я могу говорить с тобой откровенно, — сказал он наконец. — Мошенничество — уже установленный факт, ты знаешь. Полтора миллиона форинтов ущерба. И по закону мой брат несет за это уголовную ответственность как директор фабрики. А поскольку раздувать это дело не в наших интересах, значит, надо замять и дело Залы. Между ними прямая взаимосвязь.

— Короче говоря, вы хотите заткнуть ему рот.

— Ну, что-то в этом роде.

— Не понимаю. Если Зала действительно изнасиловал девушку, почему же он сам лезет на рожон?

— Да потому что он хочет сокрушить Имре. От их прежней дружбы давно уже ничего не осталось. — И Ференц Давид пересказал ей то, что говорил брату.

— Неужели Зала такой злодей? — поразилась Вики.

Ференц Давид развел руками.

…В четверг вечером братья Давиды и Виктория Фусек нагрянули к Зале. Миклош и Тереза очень удивились, не понимая, чем вызван этот неожиданный визит. Тем не менее Миклош встретил гостей с искренним радушием, усадил их за стол, выключил телевизор.

— Ребенок уже спит, — сказал он. — Почему бы и не поговорить по душам?

— Чем вас угостить? — спросила Тереза. — В доме у нас, правда, не густо. Мы не рассчитывали на гостей. Но чем богаты, тем и рады. Есть кофе, чай, палинка…

— Что дашь, то и будут пить, — шутливым тоном промолвил Миклош.

— Не беспокойтесь, Терике, — сказал Ференц Давид. — Ничего не нужно.

— Не надо говорить за других, — осадил его Имре. — Тери, вино у вас в доме есть?

— Да.

— Ну вот и прекрасно.

Пока Тереза накрывала на стол, все сидели молча. Миклош приглядывался к Вики. Уж очень знакомым казалось ему лицо этой женщины. Где-то он ее уже видел.

— Мы с вами не встречались раньше? — спросил он.

— Наверняка встречались, — ответил за нее Имре. — Вики родом из Бодайка.

— В самом деле?

— Да, — улыбнулась Вики. — Я дочь Циммера.

— Как выяснилось, мы с вами родственники, — сказал Имре. — Поскольку сестра вашего отца тетя Эльвира — жена Йожефа Шиллера.

— Совершенно верно.

— За это надо выпить, — предложил Миклош.

Они подняли бокалы. Имре выпил с Вики на брудершафт, и они расцеловались. При этом он шепнул ей на ухо:

— Хорошо, что мы с тобой не кровная родня.

— Замечательно, — отозвалась Вики. — Вот родится у тебя осенью сын, а я как-нибудь постараюсь родить дочь, и со временем они могут пожениться.

— Откуда ты знаешь, что моя жена собирается рожать?

— Фери мне уже все уши прожужжал.

— Кстати, Фери, когда будут разбирать мое дело? — спросил Миклош.

— А ты разве извещение не получил?

— Нет.

Тереза внезапно вскочила, хлопнув себя по лбу:

— О господи, совсем память потеряла! Я же вчера вечером достала его из ящика. Когда ты был в городе. — Она вынула из сумочки конверт со штампом уездного комитета партии.

— Значит, завтра в десять, — сказал Миклош, прочитав извещение, и поглядел на Имре. — Маклари уже закончил свое расследование?

— Да. Но мне очень не хотелось бы, чтоб ты уехал от нас с дисциплинарным взысканием.

Вики бросила быстрый взгляд на Миклоша. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— А почему я должен уезжать? Или на этот счет уже есть решение?

— Нет. Но так было бы лучше. Я знаю материалы дела, результаты расследования Маклари.

Миклош налил себе вина, отпил глоток.

— Представляю себе эти материалы. Поди, такая же пачкотня, как и то, что было напечатано в газете у Фери.

Ференц Давид с оскорбленным видом поправил очки.

— Я готов ответить за каждое слово этой, как ты выражаешься, пачкотни.

— Надеюсь, тебе придется это сделать очень скоро. А покамест послушай, что я тебе скажу.

— Я весь внимание.

— Когда я приехал из Москвы и узнал, как стойко ты держался в пятьдесят шестом, я, ей-богу, гордился, что знаком с тобой, что ты брат моего лучшего друга. С тех пор как заварилась эта каша, я постоянно ищу и не могу найти объяснения: как человек, который в самые тяжелые времена не потерял своего достоинства и не спасовал перед бандитами Дудаша, мог опубликовать подобную статью? Видишь ли, Ферко, я никогда не кичился своим отцом, не кричал на каждом углу, какой он герой и тому подобное. Хотя он действительно был героем. И таким отцом не грех гордиться. Так вот, если тебе до сих пор это не приходило в голову, я скажу, чтобы ты знал: ты оскорбил память моего отца. Я уже не говорю о том, что этот щелкопер написал обо мне. Сплошная завираловка.

— Но у меня есть доказательства, — запротестовал Ференц Давид.

— А ты не подумал, что у меня тоже могут быть доказательства?

— В этом не будет необходимости, если ты поедешь в Мохач главным инженером, — вмешался Имре. — Получишь трехкомнатную квартиру.

Миклош поглядел на Вики.

— А вы читали эту статью?

— Читала.

— Ну, и как по-вашему: если то, что в ней написано, соответствует действительности, могу я работать главным инженером в Мохаче или еще где-нибудь? Ведь тогда меня нужно исключить из партии и посадить за решетку.

— Я с вами абсолютно согласна, — кивнула Вики.

— Минуточку, — сказал Ференц Давид. — Я бы хотел кое-что уточнить. Мы вовсе не стремимся обострить ситуацию. Тебе еще только сорок три года. У тебя семья. Зачем же портить тебе жизнь? Мы все учли. Твой отец погиб. Ты сам боролся против нацистов. Перенес пытки, прошел концлагерь. Был секретарем уездного комитета партии. Много сделал для людей.

— Ты шутишь? Сам-то ты веришь в то, что говоришь?

— Конечно. А как же иначе?

Тереза, которая до сих пор слушала молча, вспылила: