Андраш Беркеши - Друзья

— Нет, тут вот какое дело. Прежде чем заткнуть дымоход, туда бросили дымовую шашку или что-то в этом роде, но и это еще не все. Кто-то запер снаружи дверь, а ключ выбросил. Ну и паника тут началась! В жизни ничего подобного не видел. — В голосе появились ехидные нотки. — Доблестные швабы чуть не затоптали друг друга, пока выпрыгивали через окна.

Форбат сразу заметно поскучнел.

— Что еще? — тусклым голосом спросил он.

— Больше ничего. Кроме того, что с десяток известных функционеров необходимо отправить в больницу. Они отравились дымом. Я уже вызвал санитарные машины. Доктор Вираг здесь. Никак не возьму в толк, почему на месте происшествия нет наших славных жандармов.

— Ты что, Фрици, издеваешься, что ли? Откуда мы могли знать? Нам кто-нибудь сообщил об этом? Ну, что ты умолк?.. Ладно, жди, сейчас будем.

Форбат поднял на ноги своих людей и доложил Харанги обстановку.

— Вот те на! — В голосе подпоручика прозвучал тонкий сарказм. — А где же ваша хваленая сеть осведомителей?

В сопровождении пятерых жандармов они двинулись к корчме. Уже изрядно стемнело, дул резкий холодный ветер, накрапывал мелкий дождик. Возле корчмы слонялось много народу, то там, то здесь слышались стоны, брань, кто-то звал врача. Наиболее пострадавшие лежали в ряд на другой стороне улицы, где прямо вдоль тротуара были расстелены суконные одеяла, и ожидали прибытия санитарных машин. Доктор Вираг оказывал им первую помощь. Кругом царила полная неразбериха. Здесь же стояла пожарная машина с помпой, но тушить было нечего: из окон валил только густой сизый дым, который щипал глаза и вызывал душераздирающий кашель.

Они вошли в пивной зал. Помещение было переполнено, все говорили одновременно, но никто толком не знал, что же произошло на самом деле. По их словам, из щелей в дверце огромной изразцовой печи вдруг ни с того ни с сего повалил едкий дым. «Что за чертовщина?» — вскричал пышноусый шинкарь Пишта и, шагнув к печке, открыл заслонку. Это надо было видеть. Дым ударил ему в лицо, он едва не потерял сознание, зачихал, зафыркал, а потом зашелся в жутком кашле, чуть не выворачиваясь наизнанку. Дверца, естественно, осталась открытой…

Откуда-то появился и доктор Бауэр. Держа у рта влажный платок, он пытался что-то сказать, но из-за раздиравшего его кашля нельзя было понять ни слова. Непостижимость того, что произошло, усиливала сумятицу. Тем временем прибыли четыре санитарные машины, и тех, кто сильнее всего пострадал от удушья, увезли в областную больницу. Пока Форбат со своими подчиненными пытался навести порядок на улице перед корчмой, Харанги успокаивал толпившихся в зале встревоженных людей. Он встал на стул и, попросив тишины, сказал, что, по предварительным данным, преступники бросили в печную трубу дымовую шашку, а может быть, даже, как нередко делают террористы, пользуясь случаем, спрятали где-то и мину замедленного действия, которая в любую минуту может взорваться, а посему он призывает почтеннейшую публику как можно быстрее покинуть помещение. Харанги придумал это специально, чтобы без посторонних глаз спокойно обследовать место происшествия. В считанные минуты корчма опустела, остались только Йожеф Шиллер, Бауэр, прислуга и жандармы. Они тщательно осмотрели все вокруг, но не нашли ничего такого, что могло бы навести их на след злоумышленников. От прислуги тоже не удалось ничего добиться. «Черт возьми! — вскипел Форбат. — Неужели никто из слуг не заметил, что обе двери пивного зала заперты снаружи?» Нет, никому это и в голову не пришло. Допросили и Марти, шестнадцатилетнюю рыжеволосую горничную. Марти, ничуть не оробев, объяснила, что она делала уборку в служебных помещениях и поэтому ничего не видела. Она не сказала жандармам, что после шести вечера впустила через задние ворота во двор Имре и Миклоша, заблаговременно оставив открытым вход на чердак, а затем незаметно закрыла на задвижки двери пивного зала. Все это она сделала ради Миклоша, в которого была влюблена. Юноша отблагодарил полногрудую служанку горячим поцелуем. Дымовые шашки они получили от Балинта Чухаи. В первую очередь изготовили большую конусную деревянную пробку, проверили дома, влезет ли она в трубу, слегка подправили, как следует вымочили в воде, а потом вечером поднялись на чердак корчмы. Миклош вылез через слуховое окно на крышу, подобрался к трубе, втиснул в нее пробку, заклинил изо всех сил, а затем накрыл принесенным с собой брезентом и завязал. После этого вернулся на чердак, к Имре, который тем временем сдвинул цементную крышку вентиляционного люка. Оттуда сразу же хлынул теплый воздух. Они заложили туда три дымовые шашки и подожгли промасленные запальные шнуры. Немного подождав и убедившись, что все идет, как надо, задвинули на место крышку люка и, соблюдая все меры предосторожности, выбрались на улицу.

Через несколько минут они уже стояли у памятника на площади Героев и с удовольствием глядели на выпрыгивающих из окон перепуганных фольксбундовцев, на клубящийся дым, на возникшую сумятицу. Вдоволь насладившись этим зрелищем, они отправились к Амалии Чонгради. Имре и Миклош знали: тридцатилетняя учительница Амалия — жена учителя Богара и сестра известного художника — не любит немцев, но даже не догадывались о том, что она еще со студенческой скамьи является членом нелегальной коммунистической партии. Да и Чухаи узнал об этом только после сформирования партии сторонников мира, когда коммунисты восстановили свои ряды, создавая новые ячейки и группы. Не знали друзья и о том, что листовки печатаются в мастерской Аттилы Чонгради, а Амалия занимается их распространением.

— Наконец-то! — радостно всплеснула руками женщина. — Ну что, удалось?

— Дыму было, как в преисподней, — сказал Миклош. — Марти заперла двери, так что пришлось фрицам сигать через окна.

С того дня Амалия всерьез занялась их образованием: знакомила с международной политической обстановкой, разъясняла законы классовой борьбы. Позже Аттила Чонгради посвятил их в тонкости подпольной работы. Перед юношами распахнулась дверь в неизвестный доселе мир, и они восторженно и решительно перешагнули через порог. Охваченные нетерпением и жаждой великих подвигов, они стремились к борьбе, к настоящей революционной деятельности, но в силу обстоятельств не имели возможности проявить себя.

Над поселком нависла тень войны. Повестки приходили одна за другой; евреев и всех, кого считали неблагонадежными, угоняли на принудительные работы. Балинт Чухаи не явился на призывной пункт. Вместе с председателем крестьянской общины Игнацем Аваром он сбежал на другой берег Дравы, к партизанам, и долго не подавал о себе вестей. Теперь всеми делами в поселке фактически заправлял доктор Бауэр, даже нилашисты [16] Нилаши́сты — крайне правая партия. Партия нилашистов («Скрещенные стрелы») была создана в 1937 году под руководством Салаши. Распущена в 1945 году. подчинялись ему. Имре и Миклош с затаенной ненавистью наблюдали за бесчинствами фольксбундовцев и нилашистов и все брали на заметку. Они по-прежнему работали в глиняном карьере, всю получку приносили домой, в корчму не наведывались, только иногда у Амалии выпивали по стаканчику вина. Даже ухаживать за девушками у них почти не оставалось времени, так как хватало работы и по дому. Миклош встречался с Марти. Он с удовольствием проводил бы с ней все свободное время, однако Марти не могла отлучиться из корчмы, она получала только один выходной в неделю, если вообще получала, — но обычно Миклош в те дни работал. У Имре с Бори все обстояло гораздо проще. Когда Зоннтаг навещал Ирму, Бори спокойно уходила на свидание к юноше или же впускала его к себе, конечно же, с ведома тетушки Рози, и тогда они могли миловаться сколько угодно. Бори была на несколько лет старше Имре, и в ее отношение к этому рано возмужавшему юноше примешивалось теплое материнское чувство.