Андраш Беркеши - Друзья

Но напрасны были все мольбы и просьбы. Резике так и не согласилась покинуть больную мать. На другой день Ферко отправился за аспирином в аптеку Шмидека. Он вытряхнул из копилки на прилавок свои сбережения и попросил лекарства на всю сумму. Шмидек поинтересовался, зачем ему столько аспирина.

— Это папе, — ответил мальчик. — Даже не представляю, что он будет делать с такой уймой лекарства. — И, понизив голос, добавил с таинственным видом: — Знаете, мне кажется, он собирается на фронт и возьмет все это с собой.

— В самом деле?

— Ну, вообще-то я не уверен, просто мама что-то такое говорила. До свидания, господин Шмидек.

Поздно вечером ему удалось пробраться к Резике и передать лекарство. Однако он не принял в расчет случайность. В тот же вечер его отец в корчме повстречал Шмидека. Аптекарь спросил, получил ли господин Форбат эту прорву аспирина. Жандарм удивленно воззрился на него:

— Аспирина? Какого еще аспирина?

— Который сегодня покупал Ферко. Он сказал, что это для вас.

— Для меня? На кой черт мне аспирин? У меня никогда не болит голова. — Форбат выпил рюмку рома, вытер указательным пальцем толстую нижнюю губу, сощурился. — Так значит, он сказал, это для меня?

Шмидек кивнул:

— Ну да. Потому что вы якобы отправляетесь на фронт.

— Я? Какого дьявола? Мой фронт здесь, в Бодайке. И в уезде.

Ферко дома он не застал, но быстро сделал вывод, где тот может быть. И не ошибся. Он нашел сына на кирпичном заводе и тут же, на глазах у Резике, жестоко избил его, настолько жестоко, что Ферко потом еле дополз до дома. Разумеется, Форбат произвел тщательный обыск и все найденные лекарства конфисковал.

Участь заключенных на кирпичном заводе стала теперь и вовсе невыносимой. А вскоре их депортировали в Германию, где все они пропали без вести.

Уже закончилась уборка урожая, когда Ирма получила анонимное письмо. Неизвестный доброжелатель ставил ее в известность, что Бори является любовницей Имре Давида. Недолго думая, женщина призвала к себе смазливую служанку и спросила, так ли это. Бори испугалась и стала все отрицать, но Ирма поняла, что та лжет, влепила девушке пару увесистых оплеух и принялась таскать ее за волосы, приговаривая, что свет еще не видывал подобной мерзавки и что так-то она отплатила своей хозяйке, которая о ней заботится, обращается с ней, как с собственной дочерью, и несет за нее ответственность перед богом и перед людьми. И еще хватает совести у бесстыдницы отрицать очевидные факты, когда весь поселок знает, что девушка путается с этим негодяем Имре… Несчастная девушка в конце концов созналась: да, уже полгода она живет с Имре и три месяца как беременна. Ирма оторопела. Такой позор в ее доме!

Девушка, скорчившись в углу комнаты, горько плакала. Ирму не трогали эти слезы. Она была тверда, как кремень, и не ведала жалости. Может, и до смерти забила бы служанку, кто знает, не вмешайся в это время Зоннтаг. Он как раз пришел к Ирме на званый ужин вместе с Харанги. Черепу только что присвоили чин поручика, и они собирались отметить это событие.

— Ирма, дорогая, — обратился Зоннтаг к разъяренной женщине, — успокойся. Доверь эту девушку мне. Мы с ней найдем общий язык.

— Я представляю, Пали, как эта дрянь перемывала нам с тобой косточки со своим любовником. Да еще с Миклошем Залой. Имре ведь у него живет, они дружки закадычные. Вместе болтаются и бог знает чего замышляют. Ты же знаешь, что Имре хотел поджечь мой дом.

— Знаю, знаю, дорогая. Не волнуйся, возьми себя в руки. Не надо нервничать, Бори и так нам все расскажет. — Он нагнулся, погладил рыдающую девушку по голове. — Ведь ты же не собираешься нас обманывать, правда, Боришка?

— А что говорить-то, ваше высокоблагородие? — сквозь слезы спросила девушка. — Я ничего плохого не сделала. Убей меня бог!

В разговор неожиданно вмешался Харанги, — он давно уже взял на заметку Имре и Миклоша, и среди подозреваемых они фигурировали отнюдь не на последнем месте.

— Ты ничего плохого не сделала, — кивнул он. — Хорошо. Тебе мы поверим. Но тогда назови нам тех, кто… — Для вящего эффекта он умолк на полуслове, давая почувствовать измученной девушке, что ему много чего известно, хотя на самом деле никаких фактов у него не было, только подозрения.

Он правильно рассчитал. Бори, которую уже давно томили смутные предчувствия, окончательно потеряла голову и почву под ногами и, запинаясь, начала говорить. Рассказала, что они любят гулять вчетвером, когда совпадают свободные дни.

— Вчетвером? Ну-ну, интересно. Так кто же четвертый?

— Разумеется, Марти. Все знают, что она любовница Миклоша Залы.

— Что еще за Марти? — спросила Ирма.

— Служанка дяди Йожефа, в корчме прислуживает…

Харанги мысленно потирал руки. Это уже кое-что, эта ниточка может куда-нибудь вывести. Девушка полностью в его власти. Харанги чувствовал, что ситуация проясняется и все становится на свои места. Отец Залы — коммунист, а яблоко от яблони недалеко падает. А коли так, вполне вероятно, что Миклош каким-то боком причастен к инциденту в корчме. И в таком случае ему определенно помогала Марти. Харанги вспомнил, как допрашивал Марти, и теперь, задним числом, ему показалось не очень естественным ее поведение. Он взглянул на все еще всхлипывающую Бори и, используя хорошо испытанный метод, спросил без околичностей:

— Ты тоже была в корчме, когда в трубу бросили дымовую шашку?

— Нет, нет, — сразу отозвалась Бори, — это они сами… — и тут же прикусила язык, но было уже поздно.

Голос Харанги стал усыпляюще-вкрадчивым:

— Правильно, милая. Я вижу, ты не лжешь. Нам известно, что тебя там не было. Расскажи теперь все откровенно, и никто тебя не тронет. Я гарантирую.

— А их? — с опаской спросила Бори. — С ними что будет?

— Это зависит от многих обстоятельств. Но одно могу обещать: скальп с них никто снимать не собирается. В конце концов, речь идет всего лишь о детской шалости. — Харанги снова погладил девушку по волосам. — Конечно, мы можем расценить это и по-другому. Если ты, скажем, начнешь запираться, естественно будет заподозрить, что это дело имеет более серьезную подоплеку, чем кажется. Но ты же видишь, я даже протокола не веду, поскольку не вижу в этой истории особого криминала.

Мягкий отеческий тон и убедительные доводы поручика внесли успокоение в душу девушки. В конце концов, нет смысла отрицать то, что ему и так известно, подумала она, и от ее признания никому уже хуже не будет. И она рассказала все, что узнала от Марти, стараясь, естественно, представить случившееся таким образом, будто Миклош все проделал один. Имре якобы вообще там не был, поскольку провел весь день с ней, и только позже они узнали, что сотворил Миклош Зала.