Андраш Беркеши - Друзья

Примерно год ей понадобился, чтобы произвести ремонт, купить новую мебель и, отгородив угол на кухне, поставить ванну. Когда квартира была полностью обставлена, отпраздновали это событие вчетвером. Кати и Гомбош ушли, оставив Ирен вдвоем с Шандором Ауэрбахом. Той ночью она отдалась ему. А наутро пошла к Кати посоветоваться, что ей теперь делать. Они сидели на кухне, курили и пили кофе.

— Сколько тебе сейчас лет, милочка? — спросила Кати.

— В феврале двадцать один исполнится.

— Шани, по-моему, тридцать два. Ну, что я могу тебе сказать? Какого ты от меня ждешь совета? Ты его любишь?

— Не знаю. Не могу сказать, что я влюблена, хотя он очень милый, внимательный. И кажется, любит меня. А может, просто испытывает ко мне вожделение.

Кати встала, поставила пустые чашки в раковину.

— Трудно здесь что-либо советовать. Каждой женщине нужен мужчина, на которого она могла бы опереться. Мне кажется, Шани мог бы стать хорошим мужем. Он уже далеко не мальчик — солидный человек, обеспеченный, уважаемый. Так что подумай.

Многие посетители кафе пытались ухаживать за Ирен, то один, то другой приглашали ее провести с ним «веселую ночку», суля за это золотые горы, но она так умело переводила все в шутку, что вопрос отпадал сам собой. Она в совершенстве изучила все диалекты окружающего ее мирка и по первым же репликам без труда различала и пенсионеров, и бывших буржуа, и «новых хозяев» [27] «Новые хозяева» — так называли крестьян, получивших вследствие аграрной реформы 1945 года землю, конфискованную у предателей, фашистских главарей, помещиков и крупных землевладельцев. с золотыми перстнями на пальцах, и поездивших по свету футболистов сборной, и босяков, гуляющих неизвестно на какие средства, и вечно торопящихся на работу служащих, которые быстро выпивали у стойки рюмку палинки и кофе и убегали, поглядывая на часы. Ирен была очень наблюдательна и обладала цепкой памятью. Она любила размышлять над увиденным и услышанным, анализировать человеческие поступки и все чаще убеждалась, что людьми движут в основном корыстные, эгоистические интересы.

Со временем у нее кроме чаевых появился еще один приработок: многие из завсегдатаев кафе получали из-за границы посылки от родственников, и Ирен сравнительно дешево покупала у них одежду и косметические средства, которые потом выгодно перепродавала в общежитие знакомым девушкам. Всегда можно было у нее купить и французские коньяки, и американские сигареты — конечно, с соответствующей наценкой.

С Шани Ауэрбахом она теперь встречалась почти каждую неделю. Приезжая в Пешт, он обычно оставался у нее на ночь. Минуты близости не доставляли Ирен особого наслаждения, но Ауэрбах был настолько заботлив и внимателен к ней, что постепенно исчезли мучившие ее поначалу болезненные ощущения. Он много рассказывал ей о Бодайке, о своем детстве, о родителях и родственниках, об Ирме Шиллер и Пале Зоннтаге.

Ауэрбах окончательно потерял голову от любви. Да и Ирен уже привязалась к нему и очень скучала, когда он уезжал.

Весной шестьдесят четвертого года они поженились.

Миклош Зала покинул склад лакокрасочных материалов с тяжелым чувством. Боже праведный, что же стало с Фридешем Хуфнагелем? Столько толковых вещей рассказал, а потом взял и заявил, что откажется от своих слов, если Миклош вздумает на него сослаться.

Зала вышел во двор. На небе уже появились звезды. Через матовые оконные стекла кочегарки струился, отражаясь в лужах, синеватый свет. Зала взглянул на часы — было начало одиннадцатого. Уже заступили на смену Пал Зоннтаг и его напарник. Обычно в девять часов печи загружались углем, продували колосники, и потом оставалось только следить за приборами, чтобы сохранялся баланс между температурой и давлением пара. Напарник, как правило, отправлялся в комнату для отдыха, а Зоннтаг оставался дежурить до двух часов, ибо здесь уже требовался опытный глаз. Миклош решил поговорить и с Зоннтагом, если застанет его одного. До сих пор они почти не общались. Если возникали какие-то вопросы, Зала поручал это Земаку или вызывал к себе второго кочегара Тамаша Вига. Последнее время старик работал только в ночную смену и явно избегал его. Это настораживало Миклоша, вызывая смутные подозрения.

Он вошел в подсобку, осторожно прикрыв за собой железную застекленную дверь, чтобы не потревожить напарника Зоннтага, если тот отдыхает в соседней комнате. Стараясь не шуметь, заглянул в кочегарку. Тускло светила настольная лампа, железная солдатская койка, стоявшая в углу, была аккуратно застелена. В душе у Миклоша нарастало глухое раздражение. Пора менять всю эту систему, когда из двух истопников в кочегарке находится только один, а второй неизвестно чем занимается. Бог знает кто придумал такой порядок. И вообще в штате должно быть по крайней мере шесть истопников, чтобы обеспечить бесперебойную работу кочегарки, в том числе и по выходным дням.

Через маленькую дверь с другой стороны в кочегарку вошла Анико — в голубом пуловере и темно-синей мини-юбке, густые черные волосы перехвачены сзади красной ленточкой. Под мышкой она несла нейлоновый мешок, очевидно, довольно тяжелый, потому что еле удерживала его обеими руками и, когда поставила на пол, долго не могла отдышаться. Зала незаметно проскользнул в помещение и спрятался между массивными бетонным стояком и шкафом. На мгновение мелькнула мысль, что он неправильно поступает, что негоже подслушивать чужие разговоры, но его заинтриговал нейлоновый мешок, и он уже не мог поступить иначе. В конце концов он должен добыть доказательства творящихся на фабрике махинаций, поскольку на свидетелей рассчитывать не приходится. Все они чего-то или кого-то боятся.

Зоннтаг сидел за столом и ужинал. Он ел хлеб с салом и луком, запивая все это красным вином, которое наливал в эмалированную кружку из небольшой оплетенной бутыли. Этот когда-то статный мужчина основательно постарел и обрюзг, под глазами у него набрякли мешки, но лицо, как будто вырубленное из камня, по-прежнему сохраняло выражение суровой надменности, а волосы, хоть и изрядно поседели, были все такими же густыми, как и в молодости. Анико подсела к столу с другой стороны, во взгляде ее Миклош почувствовал настороженность и тревогу. Мешок стоял возле стола, на полу, выложенном черно-белыми цементными плитками.

— Может, перекусишь со мной? — спросил Зоннтаг, протягивая девушке бутерброд с салом.

— Спасибо, дядя Пали, — ответила она, — я не голодна.

— Ну, как хочешь. Зала уже ушел?

— Ушел.

— Это точно?

— Да. Мне Бела сказал. А вы знаете, сколько отходов нашли в трубе у фильтра?

— Сколько?

— Бела сказал, не меньше сорока килограммов.