Юрий Поляков - Три позы Казановы

Вечером освежённая девушка приготовила себе торжественный ужин: артишоки, тушённые с имбирём, и сваренный в ароматных травах лобстер, живьём доставленный с Земли, где деликатесных членистоногих осталось так мало, что на клешне был оттиснут номер, как на бутылке коллекционного вина. Алкоголь Паттоже выбрала особый и очень модный: шампанское из крыжовника. Разумеется, то была лишь нелицензионная подделка знаменитого «Вологодского шипучего», производившегося только в северной области России и стоившего сумасшедших денег. На всю эту роскошь вкупе с услугами фирмы «Лавдрим интернешнл» у неё ушли без остатка пятилетние сбережения. Но Пат не жалела. Нет! Разве можно было прикоснуться к сексуальной тайне великой Мэрилин, съев обычную галету из прессованных водорослей и выпив стакан дистиллированной воды, выпаренной из коллективной урины? Нет, и ещё раз нет!

С аппетитом поужинав, Пат приняла освежающий душ, который надо было заказывать за неделю, и легла на ложе, застеленное новыми шёлковыми простынями, алыми, как паруса дурочки Ассоль, про которую Пат когда-то прочла в «Энциклопедии женских чудачеств». И вот в сладкой истоме закрыв глаза, она затаила дыхание и вставила заветный чип…

– Куда вставила? – машинально спросил Кокотов, внимательно слушавший и живо воображавший описываемые события.

– Какая разница куда! – вскипел Жарынин. – Для вас это принципиально?

– Нет, но всё-таки…

– Может быть, вы вагинофоб?

– Нет, с чего вы взяли?

– Продолжать?

– Продолжайте…

– Продолжаю. Пат проснулась наутро разбитая, обманутая, несчастная. От поддельной шипучки у неё разыгралась изжога, а от глубокого женского разочарования ломило всё тело. Мерзавка Мэрилин оказалась абсолютно, непробиваемо, фантастически фригидной – холодной, как лёд для коктейля. Кроме того, она страдала хроническим хламидиозом, который в ту пору не умели диагностировать и который даёт мучительные, тягучие боли в паху и суставах, а также рези в уретре. Пат вынула с отвращением подлый чип, в бешенстве спустила его в унитаз и выпила из горлышка полбутылки виски, чтобы, отключившись хоть на миг, забыть об этом дорогостоящем разочаровании. В понедельник она злая как собака пришла на работу, в хлам поссорилась со своим бойфрендом.

– Ив Дором?

– Вот именно! И в ярости сломала свой кульман…

– Какой кульман?

– Ах да… Ну какая, в сущности, разница, что ломать, если сломана мечта! Пат решила, что через пять лет, когда снова накопит денег, она закажет себе оргазм знаменитого чикагского маньяка Билла Бронса, убивавшего пышногрудых блондинок, похожих на Мэрилин, и казнённого на электрическом стуле незадолго до воссоединения южных американских штатов с Мексикой и замены смертной казни кастрацией…

– И это всё?

– Всё.

– Простоватая концовка, – ехидно вздохнул Кокотов.

– И вы её, конечно, предвидели?

– Разумеется! – соврал соавтор.

– Тогда предложите другую, коллега! – с обидой отозвался Жарынин.

– Пожалуйста: через несколько дней в Интерспейснете появился восторженный блог нашей обманутой, но коварной Пат. Она взахлёб делилась своими совершенно космическими ощущениями, которые пережила благодаря Мэрилин Монро – великой актрисе и вулканической женщине. И утверждала, что, если бы деньги на это счастье надо было копить не пять, а десять лет, она бы не задумалась ни на минуту!

– Неплохо! – благосклонно кивнул режиссёр. – Синопсис, считайте, готов.

– А кому мы его предложим. Может, Шахназарову?

– Никому. Это была разминка, мой наивный друг. Выпьем! Водка – лучший враг печали!

В начале 1980-х мне дали на рецензию «под заруб» киноповесть начинающего автора. Но прочитанное так мне понравилось, что я предложил студии купить этот сценарий. Впрочем, меня не послушали, попросили прозаика Курчавкина написать резко отрицательную рецензию – и закрыли тему. Больше имя неведомого сценариста мне нигде не встречалось. Но сюжет я запомнил. Вот он.

«Сибирь. Могучая река несёт свои тесные воды сквозь тайгу. Над нею виден гигантский силуэт недостроенной плотины. Тысячи людей копошатся у её подножия. И у каждого своя судьба…За одинокой красавицей-крановщицей Дарьей, матерью молодого монтажника-высотника Ярослава, ухаживает снабженец Шматков, которого строгий директор-ретроград Бережной хочет за вороватость выгнать с работы. У самого же Ярослава разворачивается яркий производственный роман с юной табельщицей Изольдой: она ждёт ребёнка, прислушиваясь к своему приподнявшемуся чреву. По вечерам все четверо собираются за общим столом.

Во время долгих чаепитий (на стройке сухой закон) Шматков, томясь нездоровым влечением к манкой крупнотелой Дарье, ведёт с её сыном-монтажником подстрекательные разговоры о непорядках на стройке, произволе Бережного и явных преимуществах рыночной экономики. Ярослав ему верит и загорается протестом. Использовав социальный гнев работяг, возмущённых сухим законом, он поднимает восстание. Мятежники запирают директора в несгораемом шкафу, выбросив оттуда всю строительную документацию. Новым начальником на собрании трудового коллектива выбирают буйного Ярослава, а Шматкова делают его заместителем.

Мстительный снабженец сразу требует выдать Бережного на скорую расправу пролетариату, разъярённому трезвостью, и новый директор с юным легкомыслием готов согласиться, но Дарья открывает сыну свою девичью тайну: Ярослав – внебрачный сын директора-ретрограда, которого она страстно любила в молодости и даже была его невестой. Но тот предпочёл ради карьеры дочь секретаря обкома Алису – нахальную журналистку. Та приехала на стройку делать фоторепортаж и втюрилась в статного инженера-гидростроителя Бережного. Потрясённый Ярослав сохраняет низложенному директору жизнь, но, мстя за мать, из шкафа не выпускает.

Отец и сын бурно выясняют отношения через стальную дверь: оказывается, в жизни всё было сложнее: Бережной бросил невесту, увидев снимок, сделанный Алисой: Дарья в кабине крана чалится с бригадиром Рустамом. Ярослав прощает отца и, охладев к матери, рассказывает об этом позорном факте Изольде. Но умная табельщица не спешит верить в непостоянство будущей свекрови. Она, превозмогая беременность, едет в областной центр и находит Алису – несчастную, пьющую, рано состарившуюся женщину. После того как её бросил муж, а папашу сняли с высокого поста, журналистка совсем опустилась. Изольда ставит ей бутылку и вопрос ребром: «Как было на самом деле?» Похмелившись и усовестившись, та сознаётся, что подсунула ревнивому Бережному фотомонтаж, подло скомпрометировав непорочную Дарью. С радостной вестью Изольда едет к Ярославу.