Шэн Кэи - Красные туфельки

Он горестно покачал головой. Она ещё стоит перед ним, его девочка, стоит нетвёрдо. Переносит весь вес на одну ногу, вот её и перекашивает. Сирота она сызмальства, эта девчушка. Не было у неё родителей, которые научили бы, как стоять правильно. Никому не нужная былинка, дичок, растущий где попало, никаких правил и норм. Ну как сделать её такой, как все, если она его подобие? А он-то считал, что она сможет стать похожей на обычную девочку, если давать ей всё подряд. Судя по всему, и тут его постигла неудача.

Напрочь расстроенный, он вернулся к себе и закрыл дверь. Но услышав раздавшееся в её комнате пение, как и прежде, не удержался, чтобы не взглянуть на неё. Напевая, она возилась с новым фотоаппаратом и снимала себя в кокетливых позах. То губки надует, то волосы взлохматит, то вытаращит глаза. Затем повытаскивала из шкафа красные туфли. Всё, что у неё были. Расставила на полу, будто улов рыбы разложила сушить под палящим солнцем. Сначала фотографировала их, затем надевала и снимала у себя на ногах. Без конца прыгала от одной пары к другой, и на лице её светилась радость.

Он улёгся, завернувшись с головой. Напев звучал и звучал, как ария героини-соблазнительницы из пекинской оперы, и скрыться от него было некуда.

Когда он проснулся, девочки уже не было. По полу разбросаны туфли, всевозможные туфли красного цвета. Они словно рассветная дымка, от которой кружится голова, а если подойти поближе, начинаешь задыхаться. В комнате всё вроде как прежде. Только нет девочки и нет красных туфель её матери. Она взяла их с собой. Обведя взглядом комнату, он заметил на столе клочок бумаги. Подняв его, прочёл: «Я уехала фотографировать довольно далеко. Где, сообщу, приезжай за мной».

Вообще-то ему уже приходило в голову, что девочка в конце концов покинет его. Как птенец, которого выкормил, взмахнёт крыльями и улетит. Вот он и расстроился.

Но слов «приезжай за мной» в самом конце было достаточно, чтобы бесконечно растрогать, вселить надежду. По крайней мере, они заставили поверить, что это всё ещё его птенчик, что она лишь вылетела порезвиться и непременно вернётся.

С сигаретой в зубах он уселся на веранде, глядя на поднимающееся солнце и чувствуя себя опустошённым. Не надо готовить девочке завтрак, ехать за рыбой и овощами. Больше не взглянешь на неё через стекло, не увидишь, как она переодевается, как выглядывает её очаровательный, похожий на пёрышко шрам.

И он погрузился в ожидание, безмолвное, как смерть, похожее на спячку. Он словно медленно удалялся за пределы обычной жизни, почти не выходил из дома, ни с кем не встречался. Пил сырую воду, варил рис из домашних запасов и ел, а потом погружался в сон. Сон был долгий, какой-то беспрерывный переход от одного сновидения к другому. Всё это казалось дурным знаком, потому что в снах всегда являлась девочка. Маленькая, как в детстве, она устремлялась к нему, раскачиваясь из стороны в сторону, в больших материных туфлях и улыбаясь, как тогда, в самый первый раз. Этакий маленький призрак с непостижимыми тайнами, таящимися в щуплом тельце. Вряд ли она хорошо представляла всё, что произойдёт в будущем, не было у неё такого полного понимания. Не знала она ничего, а просто приближалась и приближалась. Каждый раз, видя её во сне, он был на грани слёз.

Первое письмо она прислала через полмесяца. Почтальон постучался в дверь и увидел заросшего щетиной мужчину, который мрачно глянул на него одним глазом из-под шапки взлохмаченных волос. Побледнев, мужчина вцепился в письмо трясущимися руками, словно это было бесценное сокровище, утраченное и вновь обретённое.

Письмо действительно было от девочки.

«Меня похитили, — писала она, — но всё благополучно. Приезжай и привози сто тысяч. Где нахожусь, не знаю, сделала снимок и надеюсь, тебе удастся меня найти».

На фотографии были красные туфли, которые она взяла с собой. Они висели на ветке, а на заднем плане виднелись заросли красных олеандров. Этот цвет он помнил. Темнее ярко-красного и теплее пурпурного. Девочка предпочитала его остальным и любила красить в такой ногти на руках и ногах.

Он не выпускал фотографию из рук. Это было единственное, на что можно опереться.

Её письмо взломало сковавшую тело корку льда. Зимняя спячка кончилась. Да что там, теперь он был занят по горло! Нужны деньги. И необходимо найти это место с олеандрами. Ранним утром нового дня он вдруг открыл выдвижной ящик, который уже оплела паутина. Пистолет, громыхнув, скользнул к нему в руки, будто давно ждал этого момента. В руках он стал понемногу согреваться, вбирая их тепло.

Ему часто приходило в голову, что хладнокровие киллера связано с необходимостью сделать пистолет своим, передать ему часть своего тепла, и тут уж ничего не попишешь.

Он снова появился в конторе наёмных убийц. Босс в тёмных очках, как и раньше, восседал в роскошном мягком кресле в полутёмном помещении, где ему по-прежнему почтительно поклонялись как божеству. Его же положение стало иным, и исправить это невозможно: он постарел. А здесь уже немало пришедших на смену молодых. Они сильны и храбры, как и он в своё время. Но ему нужны были деньги, и он обратился с настоятельной просьбой доверить ему серьёзное дело. И убедительно поигрывал пистолетом, мол, что по-прежнему бьёт без промаха.

В конечном счёте задание он получил и тут же приступил к тренировкам в стрельбе. А ещё купил карту города и его окрестностей и стал искать рощицу олеандров. Держишь пистолет, а мысли в голове путаются, и это скверно. Да и руки постоянно дрожат, потому что беспокоишься о ней. Всё время думаешь, хорошо ли ей сейчас, есть ли у неё еда, есть ли возможность спать в тепле? Располагает ли она прежней свободой, чтобы делать то, что хочется? Вместе ли с ней тот мужчина, спит ли она сейчас с ним? Он снова и снова возвращался к этим мыслям и опять расстраивался. Изо всех сил собирался с духом, стрелял и вздрагивал от шороха падавших листьев.

С человеком, которого нужно было убить, он всё же расправился. Но лишь ему самому было ясно, что на сей раз всё далось труднее, чем любое из прежних дел. Хотя это можно и не принимать в расчёт, деньги-то он получил, и ладно, так ведь? И он принялся искать по карте место, где был сделан снимок.

Как выяснилось, расположенное неподалёку ущелье славится обилием цветов и отвесными скалами. А самое главное — там есть буйные заросли олеандра. Туда он и отправился.

Девочку он нашёл в небольшом саду среди олеандров. Её он заметил её ещё из-за изгороди. Она набирала полные пригоршни лепестков, уминала в каменную ступку и толкла. В фиолетовом платье без рукавов, которого раньше не видел. Полупрозрачное, отделано кисеёй и обшито по подолу мелкими осколками ракушек. Торчащие из рукавов тонкие ручки с силой толкут лепестки, разделённые на пробор волосы покачиваются. Такая спокойная и сосредоточенная, что не узнать. Казалось, её приручили, и она стала послушной, как домохозяйка. Он не стал окликать её, а только смотрел. Она взяла пульверизатор и добавила в ступку воды. Потом стала размешивать. Он решил, что она собралась делать маникюр, но она зашла в дом и появилась вновь с кошкой в руках. Белая кошка, лапы связаны, тело обмотано верёвкой. Рот у кошки раскрыт, закрыть она его, похоже, не может, и из него течёт красная слюна. Видать, и кошке все зубы выдрала. Всё такая же, ничуть не изменилась. Он вздохнул, но потом задумался. Если бы она и впрямь изменилась, сбежав от него, было бы ясно, что тот, другой, сумел изменить её, только у него не получается. Неужто ещё из-за этого он должен переживать? В это время девочка взяла приготовленную плоскую кисть, погрузила в красную жижу, надавленную из олеандра, и с блаженной улыбкой на лице стала наносить на тело кошки. Та отчаянно вопила, а девочка, казалось, просто сияет от удовольствия. Наконец кошка стала ярко-красной, и девочка развязала верёвки. На шерсти кошки остались белые полосы, и она смахивала на тощую зебру, зебру в красно-белую полоску. Ей было даже не убежать. Она пыталась встать на покалеченные лапы, но всякий раз валилась на землю. На шее у неё тоже болталась верёвка, и девочка, ухватившись за верёвку, потянула кошку за собой. Она тащила за шею эту пурпурную кошку, которая не могла встать, да и жить ей оставалось недолго. Взяв со стоявшего рядом столика фотоаппарат, девочка щёлкнула затвором и навеки запечатлела свой шедевр.