Лиз Тренау - В любви и на войне [litres]

Майор повел их в кафе на углу. Посетители сидели за столиками под выцветшими тентами.

– Если вы в настроении, то можете попробовать их знаменитое пиво. Могу порекомендовать тушеную говядину, которую здесь к нему подают.

Так вот почему в воздухе витал горьковато-сладкий запах обжаренного солода.

К ним подскочила молоденькая официантка, почти подросток, стройная и гибкая как тростинка, с рыжеватыми кудряшками.

– Джинджер! Ça va? – по-дружески поприветствовал ее майор.

– Дела идут хорошо. Сейчас много туристов.

– Не туристов, Джинджер. Мы называем их паломниками. Это все-таки более уважительно по отношению к погибшим.

– Да называйте как хотите, лишь бы они оставляли здесь побольше денег, – добродушно согласилась девушка. – Бог свидетель, они нам тут очень нужны.

– Ты в последнее время встречала Табби?

– К сожалению, нет. Нам очень не хватает его упитанной веселой физиономии, но владелец забирает дом назад.

– Передавай Табби привет, если увидишь.

Официантка бросила взгляд на группу за спиной майора:

– Вам на десятерых?

– Да, будь любезна. На террасу. Думаю, сейчас солнышко проглянет.

– Что будете пить, майор?

– Как обычно.

Элис слушала, заинтригованная этой короткой беседой. Девушка, конечно, местная и, вероятно, оставалась здесь всю войну. Может, ей приходилось обслуживать Сэма или людей, которые могли его знать? И что это за Табби, которого явно уважают и майор, и девушка? Может, этот человек даст ей ниточку в поисках брата?

Меню оказалось на фламандском языке, и всем членам группы понадобился совет.

– Я мог бы заказать для всех свои любимые блюда. Чтобы каждый попробовал разные лакомства бельгийской кухни, – предложил майор. – Хотите?

Из кухни поплыли восхитительные ароматы, и довольно скоро Джинджер уже несла к их столу полные тарелки: белоснежные спагетти с рубленым яйцом, сырный пирог, который девушка назвала flamiche , фаршированные помидоры, странной формы овощ под названием эндивий – он был похож на сердцевину салата-латука, завернутого в ветчину, с сырным соусом, – какое-то рыбное рагу и несколько корзиночек белого хлеба. Наконец она принесла тарелку холодного мяса и какую-то копченую рыбу. Джон Уилсон радостно сообщил, что это угорь.

– Угорь? – шепотом переспросила Руби, нахмурившись. – Нет, спасибо, не хочется.

– Попробуй, а вдруг тебе понравится? – уговаривала Элис, вспоминая, как она обнаружила, впрочем тоже с опозданием, изыски континентальной кухни.

Но Руби, как оказалось, было сложно уговорить. Она клевала, как воробышек, ограничившись хлебом с маслом, парочкой томатов и одним побегом спаржи.

Элис пила кофе не торопясь и, когда Джон Уилсон собрал группу на экскурсию по городу, сказала, что присоединится к ним позже. Джинджер и несколько других работников кафе сели обедать за одним из дальних столиков. Когда они закончили есть, Элис подошла к ним:

– Мадемуазель? Извините, можно с вами поговорить?

Несмотря на юный возраст, усталость и пережитые невзгоды были отчетливо видны на лице девушки.

– Конечно, мадам.

– Меня зовут Элис Палмер. Я из Америки. Вы не уделите мне несколько минут?

– Меня зовут Элиан, но все зовут меня Джинджер. Вы очень хорошо говорите по-французски. Пожалуйста, присаживайтесь.

Элис достала фотографию.

– Это мой брат. Я знаю, что он был здесь, в Хоппештадте, потому что он писал о нем, но он так и не вернулся домой. Я подумала… – она запнулась, внезапно испугавшись.

Джинджер внимательно посмотрела на фото, прежде чем передать его бармену и своему отцу, шеф-повару, который вышел из кухни в высоком накрахмаленном колпаке. Все они покачали головами.

– Je suis désolée , мы вряд ли чем-то можем помочь. Перед нами прошло столько солдат! – призналась Джинджер. – Английских, французских, канадских, американских. Он офицер?

– Я не знаю. Наверное, нет. – Как неразумно с ее стороны, как нелепо и наивно полагать, что из многих тысяч заходивших сюда они запомнят каждого солдата.

– Я могу спросить еще кого-нибудь?

– Было всего два места, куда они ходили, кроме баров и публичных домов, – виновато улыбнулась Джинджер. – Извините, но таковы уж были реалии войны.

– Я знаю, что мой брат отнюдь не ангел.

– Тут была армейская церковь, но ее уже нет.

– А другое место?

– «Тэлбот-хаус». «Клуб обывателей», как они его называли, расположенный на улице Опиталь. – Она указала налево. – Многие ходили туда. Сотни и сотни военных всех званий и рангов. Но он теперь тоже закрыт.

– Что это было за место?

– Это место, где можно было отдохнуть и встретиться с друзьями. Они там могли пообедать; у них была библиотека, они устраивали всякие мероприятия, музыкальные вечера и прочее. И место для молитвы. – Элис ловила каждое слово. Сердце бешено колотилось в груди. Именно об этом месте и писал Сэм: «Добрые люди помогают нам, и у нас есть хорошее пиво и достаточно еды».

– А можно ли посетить этот дом?

Джинджер покачала головой:

– Человек, который управлял им, священник, уехал домой в Англию, а владелец забрал дом обратно.

Элис была разочарована. Она так близко подобралась к развязке – по крайней мере, к тому, чтобы выяснить, что случилось с Сэмом. Преисполнившись уверенностью, не зная почему, что именно в этом месте она найдет ключ к исчезновению Сэма, Элис не собиралась сдаваться.

– Но ведь я все равно могу туда пойти? Не могли бы вы представить меня этому владельцу?

– Извините. Желающих посетить его дом было так много, что ему пришлось закрыть двери.

– А как звали этого священника? Может быть, я могла бы написать ему?

– Филипп Клейтон. Но все зовут его Табби. Возможно, у военных будет его адрес.

– Спасибо, мадемуазель, что уделили мне время, – закончила разговор Элис.

– Не за что. Удачи вам, мадам.

Как только Элис вышла на улицу, она тут же заметила вывеску на противоположной стороне: «Улица Опиталь». Не потребовалось много времени на то, чтобы найти красивое трехэтажное здание. Хотя сейчас оно было пропитано пылью и выглядело запущенным, должно быть, когда-то это был роскошный особняк. Ставни и тяжелые чугунные ворота были крепко заперты, но над дверью до сих пор висела написанная от руки табличка: «Тэлбот-хаус», 1915 –? «Клуб обывателей».

Она дернула шнурок колокольчика; он глухо прозвенел внутри. Но к двери так никто и не подошел. Она позвонила снова, на сей раз более настойчиво. Ответа по-прежнему не последовало. Она нетерпеливо вздохнула. Если бы только ей удалось проникнуть внутрь, она смогла бы почувствовать присутствие Сэма, узнать, когда он тут был, что делал. Позвонив в третий раз и выждав еще несколько минут, она развернулась и пошла прочь, раздосадованная. Выйдя на площадь, Элис попыталась урезонить саму себя, унять свое разочарование: священник уехал, хозяин вернул себе свою собственность. Вероятно, внутри все равно ничего не осталось; все, что там находилось, вывезли в конце войны. И потом у нее не было доказательств, что Сэм посещал этот дом. Должны быть и другие зацепки – она спросит у Даниэля.