Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– Скоро пойдет дождь, – устало сказал он, когда я подошла к нему.

Меня пощекотал длинный стебель травы, доходивший мне до мордочки. Я чихнула и, подняв голову к небу, принюхалась: от него сейчас сильно пахло дождем, однако черные, как смоль, облака, которые несло ветром по направлению к нам, разразиться дождем пока еще не хотели. Что будет, если это так и не произойдет? Хватит ли лишь ветра для того, чтобы остановить огонь, или он начнет вслед за деревьями пожирать и траву?

Над нами пролетел рой ос, отправившийся на поиски нового дома. Мимо нас пробежало несколько крыс, причем не очень быстро: они тоже полагали, что здесь уже находятся в безопасности. Я увидела даже бабочку: ее оранжевые крылышки светились в темноте, будто они переняли цвет пламени. По траве пробежал зигзагами заяц. Он что, искал своих сородичей?

– Давай здесь поспим, – сказал Макс, когда мы отошли от леса на расстояние в пару сотен собачьих туловищ.

– Ты уверен?

– Да, – ответил он.

Поскольку я доверяла Максу, то согласилась и устало легла вместе с ним в траву. Я прижалась к Максу, внюхалась в запах его любви и задумалась обо всех тех опасностях, которых нам удалось избежать в этот день. И о том, что боялась за него даже больше, чем за свою собственную жизнь.

Если когда-нибудь получится так, что нам придется умереть, то я очень-очень надеялась, что умру раньше Макса. Смотреть, как он уходит из жизни на моих глазах, – такого я бы вынести не смогла.

Вскоре начался дождь. Наконец, наконец-таки начался дождь. Благодаря пожару, нагревшему воздух над горящим лесом, этот первый осенний дождь был теплым. Его большие капли шлепались на нас, пропитывали наш мех и вымывали из него пепел и пыль. Наш инстинкт настоятельно требовал, чтобы мы нашли себе убежище от ливня. Однако после такого долгого бега нам хотелось только одного – улечься на землю и не двигаться. Дождь превратил огонь на вершине холма в оранжевый туман. Макс закрыл глаза. Я последовала его примеру, но мне не давала покоя мысль о том, что он мог умереть прямо у меня на глазах. От нее я даже задрожала.

– Что с тобой? – спросил Макс, заметив, что я дрожу, и почуяв запах моего страха.

– Я… я не хочу, чтобы ты умер.

– Так я же жив, – сказал он и стал шлепать хвостом по влажной земле, как будто его слова были смешными. – Послушай-ка, как бьется мое сердце.

Я послушала, и это напомнило мне о том, как я когда-то слушала биение сердца Дьялу, а также биение маленьких сердечек детенышей в своей утробе. А точнее, в утробе Иналы… К моему глазу подступила соленая вода.

– Слышишь? – продолжал говорить Макс. – Мое сердце стучит…

Он не сказал «для тебя», но я знала, что он имел в виду именно это.

Я постепенно перестала дрожать. Мы лежали под проливным дождем, но нам не было холодно. Мой глаз уже почти закрылся, когда Макс вдруг спросил:

– Ты не хотела, чтобы я убил ту женщину, да?

– Я хотела, чтобы ты убежал от пожара, – ответила я, однако это была не вся правда.

– Ничего подобного. Ты не хотела, чтобы я ее убил!

– Это уже сделал огонь, – сказала я, и мне стало грустно, потому что Йедде, выходит, пришлось умереть мучительной смертью.

– А может, медведь, – сказал Макс.

– Медведь?

– Я слышал, как он опять рычал.

Мне стало еще больше жаль Йедду. Мысль о том, что она погибла в огне, показалась мне уже не такой ужасной, как то, что ее растерзал медведь. Возможно, потому, что, несмотря на мой страх перед огнем, я не могла себе даже представить, каково это – сгореть заживо. А вот каково это, когда один зверь убивает другого, я, наоборот, знала очень хорошо.

– Ты не хотела, чтобы я ее прикончил, – не унимался Макс.

– Да, – призналась я. – Я этого не хотела.

– А почему?

– Потому что стать убийцей – это для тебя было бы невыносимо.

Макс, подумав, сказал:

– Да, это было бы невыносимо.

– Но… – начала говорить и запнулась я.

Капли постепенно пропитывали нашу шерсть. Огонь в лесу шипел и дымился, пытаясь сопротивляться дождю.

– Но… что?.. – спросил Макс.

– Это была не единственная причина.

– Не единственная?

– Я не хотела ее смерти также потому, что она была моей сестрой.

– Твоей… сестрой?

– Нашей сестрой.

– Я не понимаю.

– Я ее видела во сне.

– Ты видела во сне, что она нас убила?

– В моем сне мы с ней принадлежали к одной стае. Я думаю, это была наша первая жизнь.

Я рассказала Максу о пустыне, об отчаянных поисках воды, о том, как хорошо относились к нам Йедда и Анатьяри, и – самое главное – о тайне, связанной с душами.

– Выходит, человек, который от одной жизни к другой преследует и убивает нас, когда-то был нашей сестрой, – ошеломленно констатировал Макс. – А что мы ей сделали такого, за что она нас так сильно ненавидит?

– Этого я не знаю, – ответила я.

Затем, уже тише, добавила:

– Уж лучше бы мне не снился этот сон. И уж лучше бы мне не снилось то, как она убила нас в пустыне. Как она убила тебя.

– Если я буду возле тебя, тебе уже не придется видеть такие сны, Орхидея.

– Меня зовут не Орхидея! – резко ответила я и тут же сама удивилась такому своему тону. Макс изумленно уставился на меня. Я немного отодвинулась от него – мне захотелось находиться от него на некотором расстоянии.

– Тебе больше хочется, чтобы тебя звали Раной? – спросил Макс.

– Мне просто не хочется, чтобы ты давал мне какие-то имена.

– Хорошо, хорошо, я понял, тебе хочется самой давать себе имена.

– Ничего ты не понял! – рявкнула я.

– Может, и не понял… – смущенно ответил Макс и тоже отодвинулся от меня.

Наши тела уже больше не касались друг друга, даже кончиками волосков. Я закрыла глаз и рассердилась на саму себя за то, что обошлась с ним так грубо. И что только со мной творится? Орхидея ведь красивое имя, тело Макса теплое, а его запах такой приятный, что мне даже не хотелось жить без него.

Однако я очень быстро поняла: если я буду держаться на расстоянии, он тоже на меня рассердится. Возможно, не сейчас, а когда-нибудь. Очень скоро. Тогда мы будем ссориться, и снова ссориться, и опять, и опять, и из-за всех этих ссор, сопровождаемых лаем и рявканьем, мы будем любить друга все меньше и меньше, пока вообще не перестанем друг друга любить. И тогда я уже не буду страдать, если мне доведется навсегда расстаться с Максом.

Несмотря на дождь, мы проспали весь день и всю ночь. На следующее утро еще слегка моросило. Вместо леса из земли торчали обугленные пни. Интересно, что же произошло с Йеддой?

Прежде чем я снова успела расстроиться, я встала, встряхнулась, чтобы хотя бы частично удалить из своей шерсти воду, и жадно попила из лужи. Макс последовал моему примеру. Затем мы отправились в путь по высокой траве, ничего друг другу не говоря. Я держалась от него чуть поодаль. Макса это обижало. К полудню мы – каждый для самого себя – поймали по парей мышей из одной мышиной семьи. Когда мы пошли дальше, Макс, нарушая молчание, сказал: