Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

Я задалась мыслью: а не являются ли эти родители людьми, души которых связаны? Не чувствуют ли в каждой своей жизни притяжение друг к другу, даже и не вспоминая при этом о своей вечной жизни? Или же их души связаны только в этой жизни и греют друг друга только на протяжении немногочисленных лет, чтобы затем – при последующей инкарнации – уже никогда не встретиться? Были ли они мимолетными знакомыми в бесконечности времени?

Я являюсь чем-то гораздо большим, чем оба этих человека, потому что знаю о круговороте жизни и смерти, о промежуточном мире и новой жизни.

Тем не менее я завидовала им, их существованию. Они жили в спокойствии. Любили свою дочь. И то, что оба они из-за своих смехотворных повседневных проблем так часто лишали сами себя радости, отнюдь не было для меня утешением.

Я покажу им, что такое настоящее горе. Во всех предыдущих инкарнациях я сумела лишить этих собак их нерожденных детенышей. В этой же жизни собака-самка бесплодна, и я смогла убить лишь ту их птицу. Жалкая замена. Но пес любит эту девчонку – любит так, что даже лижет ее и позволяет ей себя ласкать. Поэтому мне нужно лишь немного подождать, когда и эта собака-самка тоже проникнется симпатией к ребенку. Подождать, пока они все не станут чувствовать себя счастливыми друг с другом. И тогда я убью эту хромую девочку на глазах у этих собак.

Наступило следующее утро. И следующее. И следующее. Их прошло уже так много, что я перестала считать. Один день был похож на другой. Вот только зима становилась все более холодной. Я все больше и больше наслаждалась тем, что мне уже не нужно терпеть зимнюю стужу. И что у меня всегда есть еда. И что я могу жить спокойно. Я наслаждалась этим так сильно, что в конце концов дала волю своим порывам и тоже стала бегать за мячиком. В один особенно холодный вечер я даже позволила женщине погладить меня после того, как она, вернувшись со мной с прогулки, очистила мои лапы от снега перед входной дверью. Она погладила меня так, как это когда-то делала Йедда. Только еще ласковей. С любовью. После этого я почувствовала себя несчастной.

– Что с тобой? – спросил Макс, когда мы опять лежали на ковре перед камином.

Мне вроде бы не хотелось провести вот на этом месте всю свою оставшуюся жизнь, а вроде и хотелось.

– Эти люди… они меня околдовывают.

– Околдовывают? – удивился Макс. – Как это?

– Я бегаю за мячиком. Я позволяю себя кормить. И даже гладить.

Мне было очень стыдно.

– И что же тут такого ужасного?

– Это противоречит природе!

– Моей – нет, – сказал Макс.

– Ты что, хочешь оставаться здесь на всю свою жизнь?

– Конечно.

– А как насчет нашей жизни возле моря? В лесу? – с отчаянием спросила я.

– Там мне приходилось убивать, – печально ответил он.

– Они околдовывают собак! – снова констатировала я.

Я не могла себе даже представить, как еще можно объяснить то, что мое желание рано или поздно отсюда уйти с каждым днем ослабевало… Прошло некоторое время, прежде чем Макс ответил:

– Да, они нас околдовывают.

Он, похоже, был уверен в том, что только что сказал. Он понял это только сейчас? Или же знал об этом всегда?

– Но как? – поинтересовалась я. – Как они это делают?

– Своей добротой.

Я даже не знала, что на это ответить.

– И своей любовью.

– Это мужчина вышвырнул тебя из автомобиля!

– Он уже понял, как сильно огорчил этим свою семью, и больше уже никогда не будет так поступать.

– Но они сделали так, что ты уже не можешь зачать детенышей!

– С тех пор они сильно изменились!

Я презрительно фыркнула. Фыркнула из презрения к людям. И из презрения к Максу. А еще – из презрения к самой себе, выслушивающей сейчас всю эту ерунду.

– Ты в это не веришь? – спросил он.

– Нет. Никто не может измениться. Мы – такие, какие есть. От природы.

– А я вот изменился, – заявил Макс. – Я уже не такой, каким был летом.

Да, он и в самом деле изменился.

– Благодаря тебе, Рана.

Охвативший меня гнев начал ослабевать.

– И ты тоже изменилась.

Мой гнев еще больше ослабел. Макс был прав. И я была рада тому, что я уже не такая, какой была когда-то на мусорной свалке. И поэтому я сказала:

– Это правда. Я уже другая. Благодаря тебе, Макс.

– Эти люди вообще-то добрые, – сказал Макс. – Поэтому я их прощаю.

Он снова повернулся к огню. Видимо, полагал, что все уже сказано. Я тоже перевела взгляд на огонь. Действительно ли меня околдовала именно их доброта? Их любовь? Может, люди и в самом деле… меня любят?

Какая чудовищная мысль! Уже за одно то, что я себе такое вообразила, мне следовало по меньшей мере начать себя презирать. Но я этого не сделала. Любовь ни при каких обстоятельствах презирать нельзя.

Дверь отворилась, и я почувствовала запах цветов. Это был запах Лилли, исходивший от нее всякий раз, когда она выходила из маленького водопада, который назывался «душ». Хромая, она направилась к нам. В одной руке она держала подушку, а другой волочила за собой по полу одеяло. Подойдя к нам, она прошептала очень тихо, чтобы родители не смогли ее услышать:

– Сегодня я буду спать возле вас.

Эта девочка не хотела подчинять нас себе. Она просто хотела быть рядом с нами. Она любила Макса. А может, и… меня?

Лилли прильнула к Максу, а вот ко мне прижиматься не стала, и я, удивляясь себе самой, почувствовала обиду, что Лилли этого не сделала. Затем она спросила:

– Рассказать вам историю?

И пока я предавалась размышлениям о том, известны ли ей песни о собаке-матери, Лилли начала рассказывать:

– Я поведаю вам историю о юной королеве Амели!

У людей, получалось, тоже были королевы – как у муравьев и термитов.

– В королевстве Аметист жила в большом замке красивая королева Амели…

Героиня была красивой! Мне эта история не понравилась с самого начала.

– Ее имя – «Амели» – означало «отважная».

Как и «Инала».

– При этом она была вовсе не отважной, а просто очень самовлюбленной. С утра до вечера она расчесывала свои золотистые волосы, смотрела на себя в зеркало и размышляла о том, как бы ей стать еще красивее. Ну, как те женщины на Ютюбе, которые постоянно демонстрируют свою косметику. Вы знали, что они получают эту косметику от разных фирм, чтобы ее рекламировать? Мне об этом рассказала мамочка.

Что мне следовало на это ответить?

– И вот когда Амели как-то раз ходила по саду возле замка, подыскивая красивые цветы для своих распрекрасных волос, она встретила там пожилую женщину. Она была даже еще более пожилой, чем моя учительница госпожа Шрадер. У нее росли из носа волосы. Ну, то есть у пожилой женщины, которую Амели встретила в саду, а не у госпожи Шрадер. У той из носа волосы не растут. Есть только небольшие усы. Но об этом говорить не следует. Глупышка Тим как-то раз сказал, и госпоже Шрадер это очень не понравилось.