Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

Лилли своей болтовней постепенно усыпила саму себя. Макс тоже закрыл глаза. Я же продолжала смотреть на пламя в камине и поймала себя на мысли о том, что и меня радует это удивительное Рождество. Мне ведь тоже наверняка дадут какую-нибудь толстую кость. Эти люди относились к Максу и ко мне одинаково, а потому они дадут нам одинаковые подарки и на этом празднике. Этот дом стал для меня родиной в гораздо большей степени, чем когда-либо была мусорная свалка. И когда я размышляла о том, что я могу жить здесь тихо и спокойно, окруженная любовью…

…я кое-что услышала.

Кое-что очень тихое.

Биение.

В моей утробе.

Биение маленьких сердец.

Мне это показалось?

Ну да, конечно же, показалось!

Я прислушалась.

И в самом деле услышала биение.

Еле заметное.

Но я уже была уверена, что оно есть.

Я снова почувствовала, что у меня в животе как будто что-то потянули.

И наконец поняла, что это означает.

Причина заключалась вовсе не в сухом корме.

В моей утробе затеплилась новая жизнь.

Как такое могло произойти?

Ага, горы.

Там мы с Максом попытались сотворить чудо.

Как это когда-то сделали Умбра и Брин.

Мы стали родителями.

Потому что наша любовь была сильнее всего остального на свете?

А иначе как это можно было бы объяснить?

Мне захотелось завопить на весь мир от счастья!

Но тогда я разбудила бы Лилли.

Однако мне нужно было сказать об этом Максу!

И мне все-таки очень хотелось громко залаять!

Поэтому я открыла рот…

…но тут вдруг услышала…

…как входную дверь кто-то взломал.

Убить ребенка.

Маленькую хромую девочку.

Я еще никогда не убивала ребенка. И это, конечно же, не доставит мне радости. А вот страдания этих собак – доставят.

Я пошла по темному коридору, освещенному лишь тусклым светом. В кармане пальто у меня лежал пистолет, который я прихватила на тот случай, если родители девочки вернутся раньше, чем мне нужно. Если не вернутся, я их не трону. Они обнаружат своего мертвого ребенка и будут всю оставшуюся жизнь об этом думать. Справедливое наказание за то, что они расточали свою жизнь на заботы и беспокойства, вместо того чтобы ею наслаждаться – Carpe Vitam .

Для этих собак и ребенка я буду использовать нож. Есть своя прелесть в том, чтобы смотреть на тела, медленно истекающие кровью на снегу. Как во время той эпидемии, когда я убила этих собак точно таким же способом. Я вытащу тела из дома и устрою все так, чтобы они все трое видели друг друга, когда будут умирать.

Я открыла дверь жилой комнаты и увидела, как собака-самка поднялась на ноги. Разглядеть ее морду было невозможно, потому что огонь освещал ее сзади, но глаз ее в полумраке сверкнул красноватым светом.

Йедда остановилась. Запах шрамов и еще не до конца заживших ран почти полностью вытеснил ее запах цветов. Ее лицо было обезображено следами зубов Макса. Немногие остававшиеся у нее рыжие волосы свисали, как сухая трава. Ее глаза горели ненавистью.

Я тоже почувствовала ненависть. Впервые почувствовала. Теперь между нами никакой связи не было. Теперь, когда я ощущала в своем теле детенышей, я, наконец, поняла, какие страдания принесла мне Йедда во всех моих предыдущих жизнях.

Я зарычала. Негромко. Но угрожающе. От этого проснулся Макс. Лилли – еще нет. Она за прошедший день так утомилась от игры в снежки, что, оказавшись в тепле, исходящем от камина, заснула очень глубоко. Макс встал. И тоже зарычал. Йедда достала нож. Так, как когда-то сделал это человек в маске ворона.

– Лилли, проснись, – потребовала она.

Малышка тихонько вздохнула, но продолжала спать. Мы с Максом зарычали громче. Макс уже вот-вот был готов залаять: над его любимой Лилли нависла опасность. О том, что он уже стал отцом и что опасность нависла и над его детенышами, он еще даже не подозревал.

– Лилли! – позвала Йедда.

– Что случилось? – спросила, открыв глаза, малышка.

– Иди сюда!

Лилли узнала женщину со шрамами, которая когда-то привезла ее собак к ветеринару, но теперь держала в руке нож. Девочка тут же окончательно проснулась и спросила дрожащим голосом:

– Что… что вам здесь нужно?

– Мне нужна ты.

Лилли заплакала. Она не спросила, зачем она нужна этой женщине. Я же поняла, что Йедда хочет убить эту малышку, чтобы причинить нам еще большие страдания. Лишь ради этого она нас и спасла. А знает ли она, что я беременна?

Я решила напасть на Йедду, пусть даже она и держала в руке нож. Однако Макс бросился на нее раньше. Он, видимо, решил ее убить. Как тогда, в горящем лесу.

Макс побежал напрямик через сеточку, лежавшую посреди комнаты, и умудрился при этом в ней не запутаться. Ему оставалось пробежать расстояние в два-три собачьих туловища – и он сможет вцепиться в Йедду зубами. Йедда подняла руку с ножом повыше. Ударит ли она Макса ножом, когда он на нее прыгнет – как это когда-то сделал человек в маске ворона? Я рявкнула Максу, что он должен отскочить назад, ко мне. Не слушая меня, он приготовился прыгнуть, но, прежде чем он успел это сделать, Йедда метнула нож.

Он угодил Максу в грудь.

Макс упал на бок на пол. Его глаза замерцали. Его ноги задрожали. Он, широко раскрыв рот, жадно вдыхал воздух.

Лилли закричала. Громко, пронзительно. Так пронзительно, что у меня больно завибрировало в ушах. Йедда подошла к Максу и одним резким движением вытащила нож из его тела. Кровь брызнула на деревянный пол, и несколько брызг попало на елку. Лилли закричала еще громче. Я залаяла. В моем животе что-то потянуло очень сильно. Мне захотелось броситься к Максу, чтобы забрать у него его боль. И броситься к Йедде, чтобы ее убить. И броситься вон из этого дома, чтобы спасти своих детенышей. Все эти противоречившие друг другу порывы парализовали меня, и я не могла даже пошевелиться. Йедда направила нож в сторону Лилли и сказала:

– А ну-ка подойди сюда.

Лилли, плача и дрожа, пошла к ней. Мимо меня. И мимо Макса. Он все еще жадно вдыхал воздух, широко раскрыв рот. Я продолжала стоять, как вкопанная. Так, как когда-то стояла перед Громом. Только на этот раз я боялась не за себя, а за Макса. И за своих детенышей.

Я чувствовала их всех.

Пять биений сердец.

Пять детенышей.

Детеныши были в моей утробе еще очень маленькими, но они уже знали, что такое страх смерти.

Йедда пошла с ножом в руке к Лилли, которая была слишком напугана, чтобы попытаться отсюда убежать.

– Нет! – рявкнула я.

Но Йедда взяла малышку на руки.

– Пожалуйста, не делай мне ничего плохого, – захныкала Лилли.

– Перестань дергаться, – прошипела Йедда и еще сильнее прижала Лилли к себе.

– Пожалуйста… – всхлипнула девочка.

– Прекрати, наконец, это нытье!