Акош Кертес - Стеклянная клетка

В этом году черед был за Вигами. Первая суббота августа падала на третье число, и жена Вига с утра отправилась к Юли за новым платьем. После ей так и запомнилось: с Юли, с ее приятельницы, и с платья все и началось (что именно, речь впереди), хотя началось как раз не с нее, а еще задолго до того дня: когда Вигша взбунтовалась, решив взять отгул. Что значит «взбунтовалась», может спросить читатель — и с полным правом: какой же это бунт, если человек отпрашивается почему-нибудь на день с работы; да, но жена Густава Вига, в девичестве Магдольна Гомбар, приняла свое решение втихомолку, тайком от мужа (и после не сказавшись), приняла, чтобы перед гостями не осрамиться и заранее прибраться в квартире, загодя купить все утром, а не давиться в субботу днем, когда ничего путного и не достанешь; приняла, чтобы поспеть к Юли и в парикмахерскую (а то ведь опять эта стервоза Мазурша, сухердяйка плоскогрудая, подденет, как прошлый раз, с обычной своей ехидцей: «Подгуляла что-то причесочка, а, Магдольна?»); может наконец у человека быть несколько свободных часов, в которых он никому отчет давать не обязан. Нормальная женщина вообще не выкладывает мужу всего (зачем, в самом деле, посвящать его решительно во все), но брать отгул втихомолку — это уже значит ходить окольными путями, и Магдольна это понимала, хотя никакого предосудительного шага не замышляла, просто хотела отдохнуть, распорядиться этими пятью часами по-своему, чтобы они целиком принадлежали ей, а не мужу и не детям, — тоже ведь своего рода отдых, даже при самой напряженной работе.

Впрочем, с утра день этот ничем не отличался от предыдущих. За несколько секунд до четверти пятого Магдольна проснулась и, едва затрещал будильник, успела сразу прижать кнопку: мужу еще минут пятнадцать оставалось, пусть поспит (воркотни по крайней мере не слышать, что недоспал, да и под ногами не будет мешаться), сама же встала, накинула халат и вышла на кухню; привычные движения, в обычном порядке, как всегда. За окном уже светало, но в кухне густела тьма, и она наскочила коленкой на табуретку — оставили на самом ходу, муж, конечно, кто же больше, — не издав, однако, ни звука, только судорожно закусив губу: у женщины, встающей в четверть пятого, и чертыхнуться нет сил, до того спать хочется. Взяла спички, зажгла газ, поставила чайник — машинально, одно за другим, сняла таз с буфета, вымылась холодной водой, опять надела рубашку, халат; чайник между тем закипел, и, разлив чай по кружкам, она вернулась будить мужа.

— Густи, половина пятого!

Тот, невнятно, простонав, перевернулся на другой бок, потом со стоном обратно, наконец, не открывая глаз, быстро сел, выудил босыми ногами из-под кровати сандалии со срезанными задниками, служившие шлепанцами, и зашмыгал на кухню за женой, которая уже приготовила полотенце, воду и мыло на табурете. Пока он мылся и одевался, она нарезала и намазала маслом хлеб ему с собой, положила на стол.

— На.

Виг завязал шнурки на ботинках, встал и тут только обратил внимание на жену.

— Прямо так? — спросил он.

Жена рывком выдвинула буфетный ящик, вытащила старый, мятый бумажный пакет и бросила на стол.

— Пакетов не наготовишься… сколько раз повторять, чтобы обратно приносил!

Засовывая бутерброды в пакет, Виг спросил, а использованную туалетную бумагу тоже приносить? Жена не ответила. Прислонясь к буфетному косяку, она молча наблюдала за ним.

— Ты что? — поднял он взгляд. — Чего стоишь? Детей почему не будишь? Опоздают!

— Сам смотри не опоздай! — отрезала она.

Было без десяти пять. Муж выпил чаю, нервно, поспешно затолкал завтрак в портфель (время-то шло), осведомясь попутно у жены, что она собирается на вечер приготовить; Магдольна сказала, что коржиков купит каких-нибудь.

— Коржиков?! — выпустил из рук портфель ошеломленный Густав Виг. — Да лучше тогда в корчму сходить за те же деньги!

— Идите, — разрешила жена великодушно.

Виг снова подхватил портфель, но лишь затем, чтобы в подкрепление упреков шмякнуть его в сердцах на стол.

— Паршивое угощение сготовить на вечер — и того от нее не дождешься! Всего ведь в три года раз именины эти несчастные!

Ни один мускул не дрогнул на лице Магдольны Виг, урожденной Гомбар.

— А ты, может, скажешь, когда мне готовить? — безо всякого особого раздражения повысила она голос до крика. — Малышей отвести, на фабрике проработать полный день, потом штаны твои замызганные стирать, шамовку варить тебе, квартиру драить к приходу гостей и еще готовить на них?! Нашел себе прислугу!

— А я что, лодыря гоняю целый день?! — заорал Густав Виг.

У обоих заболело под ложечкой от возбуждения. Вигу пришел на ум табачный киоск у остановки, где можно купить пятидесятиграммовую бутылочку сливовицы или крепкой абрикосовой, как раз в пять открывается; живо представилось, как проходит палинка по горлу и желудок успокаивается, отпускает нервный спазм; а жене хотелось только, чтобы уматывал поскорей, побыть хоть немножко одной, в тишине… Некоторое время оба молча глядели друг на друга, наконец Магдольна дружелюбно осведомилась, долго он еще будет прохлаждаться, уж не на такси ли намерен ехать сегодня на работу.

— Гостей чем будешь кормить? — поинтересовался Густав Виг, совсем тихо, для разнообразия, зато с угрозой.

— Дома пускай наедаются, — сказала Магдольна равнодушно.

Густав Виг сдался: было уже без пяти пять. Схватил портфель и выбежал, хлопнув кухонной дверью. Словно гора свалилась у обоих с плеч.

Выждав, пока его удалявшиеся по наружной галерее шаги стихли на лестнице, Магдольна на минутку присела, сложа руки на коленях. В буквальном смысле на минутку, эту-то роскошь может себе позволить женщина, у которой отпуск. Виг между тем быстро шагал к трамвайной остановке, напротив которой стоял киоск, где он каждое утро брал сигареты, озираясь, не появится ли трамвай из-за угла, чтобы успеть перебежать улицу. Но сейчас трамвай его нимало не занимал, спокойно встал он в хвост, терпеливо дожидаясь своей очереди, даже пропустил вперед какого-то явно торопившегося мужчину; купил пачку «симфонии» и бутылочку сливовицы, отколупнул в сторонке укупорку и, запрокинув голову, вылил содержимое в глотку. Жгучая влага пробежала по горлу, желудок приятно расслабился. Закурив, Густи стал задумчиво наблюдать, как подходит уже третий трамвай и пассажиры взбираются на подножки, протискиваясь внутрь. С расстановкой пускал он дым, начиная понемногу чувствовать себя более или менее человеком. По краю тротуара у ближних ворот выстроились мусорные баки, один, с вмятиной на боку, — без крышки; легким точным движением Виг закинул в него пустую склянку, хотя она стоила целый форинт, а Густав Виг особой беспечностью на этот счет не отличался (хочешь чего-нибудь достигнуть в этой окаянной жизни — каждый грош экономь), но сегодняшний день как-никак не рядовой, а именинный, и он, тоже без ведома жены, взял по такому случаю отгул, чтобы выгадать себе полдня (не подозревая, что и она свои полдня от него утаивает): свободой насладиться. В конце концов именины раз в год бывают, и хотелось с самого утра ощутить: нынче ПРАЗДНИК. Работать в такой день грех. Кстати, дел у него в эти полдня не было, но на то, черт возьми, и отпуск, чтобы ничего не делать. Потому и не сказал жене, та наверняка сочла бы это разгильдяйством и сто разных поручений надавала, и вообще, что это за свобода, если жена будет ею распоряжаться.