Акош Кертес - Стеклянная клетка

— Господи Иисусе! — вскричала Варга с помертвелым лицом, всплеснув руками и обводя окружающих вытаращенными от ужаса глазами. — Газ! Ты слышишь, Лехел? Что же теперь делать?

Лехел Варга понятия не имел, что делать, щурился только раздраженно, считая ужас жены преувеличенным.

— Не устраивай здесь цирк, — буркнул он.

— Цирк! — воскликнула та. — Тебя только пиво твое интересует! А жизнь друга — это для тебя пустяки?!

— Все равно нечего панику устраивать, — повысил голос Варга.

Жена не ответила, потому что со стороны лестничной клетки как раз показался Ласло Мазур в клетчатом пиджаке, с бутылью в красно-белой синтетической оплетке и с женой, размалеванной, как свежевыкрашенный барочный храм.

— Представляете: не открывают, — кинулась она к ним, — идите-ка быстрей, здравствуй, дорогая, как ты похорошела! — Последнее относилось к Мазурше, которая приняла ее похвалу за чистую монету, хотя более изощренный слух в самом тоне расслышал бы: такую образину не подмажешь. — Газ, говорят, нашел!

— Как? Не может быть, — остановился Мазур. — Неужели они…

— В наше время все может быть, — веско сказала Варга. — Ну же, скорей! Помогите! Муж целый час не может дозвониться.

(Было три минуты шестого. Мазур тоже был человеком точным.)

С третьего этажа между тем прибежали еще две женщины и трое подростков. Детишек поменьше спровадили домой. Тетушка Мартон тоже увела порученных ей к себе, чтобы, не дай бог, не увидели чего страшного. С противоположной стороны уже поспешал сапожных дел мастер (головки, союзки) и член домового комитета г-н Шумакович, огибая галерею и безуспешно пытаясь на ходу застегнуть верхние брючные пуговицы, которые расстегнул за обедом.

— В чем дело? — вопрошал он начальственно-раскатистым голосом.

— Паника у нас! — с готовностью доложила Пинтерша.

— Только без паники, только без паники! — загремел г-н Шумакович, приближаясь и одной рукой нервно стягивая упорно не поддающиеся брюки.

— Что, газ? — спросил Мазур, пробившись через толпу и здороваясь с Лехелом Варгой.

— Не «газ», — отрубил Варга. — Запах только. Так им по крайней мере кажется. Хотя никакого запаха нет. Сам понюхай.

Мазур понюхал у притолоки, потянул носом из замочной скважины.

— Не пахнет, — выпрямляясь, подтвердил он, хотя его не слушали. — А что с ними такое?

— Да вот, не отворяют, — сказал Варга.

— Ну, милый, — и Мазур небрежно коснулся своих франтоватых усиков. — Мало ли что может быть. Скажем, повздорили. Люди семейные. Или убраться не успели. Или Густи напился, или еще что, почем я знаю… Вы давно здесь?

— Только что пришли.

— А жена твоя говорит, час целый!..

— Ну, жена! — вздохнул Лехел Варга.

— Спокойно! — обернувшись к собравшимся и подняв руку, провозгласил Мазур во всеуслышание. — Ничего страшного не произошло!

— Только без паники! — зычно отозвался г-н Шумакович, продолжая бороться с пуговицами на животе.

— Это еще что за идиот? — осведомился Мазур.

— Не знаю, — ответствовал Лехел Варга безнадежным тоном, но с полным достоинства видом и высоко поднятой головой.

Вышла привратница и остановилась посреди двора.

— Что случилось? — крикнула она, задрав голову.

— Отравление газом! — отозвался сверху сапожных дел мастер и член домового комитета, последним отчаянным усилием обеими руками стягивая спереди брюки, так что пуговицы совпали наконец с проранками (одновременно, правда, сзади раздался подозрительный треск, но было уже не до того). — Дверь придется взломать!

— Подождите! — крикнула привратница. — Муж ключи принесет!

Г-ну Шумаковичу удалось-таки застегнуть брюки на животе, зато на ту же ширину разошелся шов сзади, что, впрочем, заметила одна Бёжи, жена Варги, с жаром объяснявшая Мазурше в эту минуту:

— Нет, ты подумай, звоним-звоним, и никто не открывает, а они дома, это все тут знают, — и к Халлихе: — Правда, милая? Они же дома, правда ведь? — это уже Пинтерше, в свой черед кивнувшей утвердительно. — И тут слышим: газом пахнет. Ах, Густи, вот бедняга, ну ты скажи, и надо же, на собственные именины… — Мазурша побледнела, даже сквозь слой румян было заметно. — Слушай, а какое славное ожерельице у тебя, — продолжала тараторить Варга, — такие сейчас в моде, я у многих видела. — Мазурша побледнела еще больше, она была уверена, что у нее штучное изделие. — Что с ними, как по-твоему? Не могут же они спать?

Явился привратник в сопровождении жены. Он был в синей спецовке, в одной руке — ящик с инструментами, в другой — ключи, их десятка три побрякивало на кольце, а под мышкой — прокачка для раковины на всякий пожарный случай.

— Пропустите! — требовательно обратился он к жильцам.

— Пропустите! — загремел г-н Шумакович, и шов у него на брюках пополз еще дальше, разойдясь почти до ягодиц, а из прорехи выглянул бледно-розовый клинышек кальсон.

Бёжи Варга почувствовала себя в своей стихии. Оставив смертельно побледневшую собеседницу и переходя от одного к другому, сновала она в толпе.

— Хорошо, что мы как раз пришли, — сказала она привратнику, — муж сразу запах газа учуял, — и Шумаковичу: — У него нюх, как у охотничьей собаки; надеюсь (это Пинтерше), мы вовремя подоспели, — и опять к Шумаковичу, косясь в восторге на его нежно-розовое белье: — Ведь правда же, их спасут?.. Такие славные люди, совсем-совсем молодые, и зачем только они это сделали? — охала она и вздыхала с ошеломленным, потрясенным видом, со стоном заламывая руки и закатывая в ужасе глаза — и вдруг, безо всякого перехода, хихикая кому-нибудь в лицо, но встречая лишь тупое непонимание.

Это было единственное, что ее огорчало. Она ведь нисколько не сомневалась: Виги живы и здоровы, но к одиночку что за игра, а эти глупые зеваки — всего-навсего бездушные истуканы, пешки, марионетки; никого, с кем бы перемигнуться (как бы она дорого дала за это!), посмеяться заодно над общим переполохом. Партнера, однако, не находилось, и в этом состояла ее трагедия: играть без отзывчивой аудитории невозможно.

Привратник опустил свой ящик на пол перед дверью, Лехел Варга с Мазуром встали по бокам, как телохранители, следя внимательно за операцией. Наступила глубокая тишина. Наклонясь, привратник заглянул в замочную скважину, прикидывая, какой из ключей подойдет, и тут другой ключ, изнутри, всунулся в скважину прямо ему навстречу; привратник отпрянул, замок щелкнул, дверь открылась, и на пороге, щурясь от света, появился Густав Виг.

Он был весел, Магдольна довольна и счастлива, но, если Густи веселость прибавила смелости, чуть ли не дерзости, она от счастья смутилась и оробела, так как все свои тридцать с лишним лет прожила в убеждении, что жизнь — чреда мучений и невзгод и удел наш — терпеть, зная вдобавок по опыту: за все в этом мире приходится платиться; любая, самая малая радость до сих пор дорого ей доставалась, и, когда вдруг выпадала удача, это казалось чем-то противоестественным, почти греховным, что ДАРОМ НЕ ПРОЙДЕТ. Ни одного счастливого или просто безоблачного мгновения Магдольна не переживала, не чувствуя себя потом виноватой; вот и сейчас, когда Густи, натянув брюки, пошел открывать, она, подгоняемая сознанием вины, не подумав, устремилась за ним (вместо того чтобы сначала с его помощью застегнуть молнию на спине и привести себя наскоро в порядок, пока он будет впускать гостей) — и жалась теперь позади, разалевшаяся, растрепанная, босая и в расстегнутом платье, стараясь держаться спиной к стене и как-нибудь привлечь внимание мужа к своему бедственному положению.