Акош Кертес - Стеклянная клетка

Варга, казалось, удовлетворен, и Мазурша тоже. «Только ссориться уж вовсе ни к чему», — покачав головой, вставил тихонько Мазур. Бёжи ограничилась до поры до времени ролью наблюдательницы, выжидая выигрышного для себя момента, а Магдольна с отсутствующим, скорее спокойным, чем грустным выражением стояла и смотрела на Густи: чего, в самом деле, огорчаться, если все вернулось в свою колею и странное, ей самой чуждое ощущение, посетившее ее у Юли, тоже ушло, исчезло. Но почему она того и гляди заплачет, почему слезы наворачиваются на глаза? Она и сама не понимала. Кого и что, черт побери, оплакивать, разве это она почувствовала себя сегодня красивой, могущей нравиться, разве с ней заговорили на улице, нет, тут какая-то ошибка, и чем скорей ее признать, тем лучше, а упорствовать будешь, куда горше придется поплатиться. Она медленно повернулась и вышла на кухню. Мазур вскочил и бросился за ней; Мазуршу удержало на месте лишь опасение дать Бёжи новый повод ее подколоть.

— Выпьемте, — вновь предложил Густи за отсутствием лучшей идеи и быстро налил всем.

Варга прочистил горло, готовясь к более обстоятельному философическому рассуждению. Бёжи знала эту его манеру откашливаться и навострила уши, как боевой конь при звуке трубы, оставив на время в покое увивающегося за Магдольной Мазура и его страдающую от печени и от ревности хмуро-сосредоточенную жену.

— Человечество, оно… — начал Варга.

— Человечество… — поддакнула Бёжи одобрительно.

— Что ты говоришь? — не расслышав, раздраженно спросил сбившийся Лехел Варга.

— Ты сказал: человечество, — с самым искренним и простодушным рвением поспешила Бёжи на помощь.

— Что — человечество?

— Откуда мне знать? Ты же сказал, не я.

— Ну, ты сегодня дождешься у меня!

— Ах-ах-ах, подумаешь, испугал, — отпарировала Бёжи Варга и взялась за дверь, чтобы, разыграв обиду, удалиться за Магдольной и Мазуром, о котором ни на миг не забывала, но при виде их на кухне предупредительно отпрянула с возгласом: «О, п-пардон», не преминув обольстительно улыбнуться Илонке Мазур. Та пожелтела, позеленела, потом побагровела в точной спектральной последовательности, и Бёжи целиком отдалась созерцанию этого упоительного зрелища.

— Человечество с круга нынче сбилось из-за этого своего благосостояния, — одушевляясь, развивал меж тем Лехел Варга свою мысль. — СЕМЬЯ — ЯЧЕЙКА ОБЩЕСТВА, так ведь никто покамест в этом не сомневался — и не путал семейную жизнь, скажем, с жизнью… м-м… — замялся он, отыскивая достаточно целомудренное, приемлемое ДЛЯ НАС, МАДЬЯР, выражение. Глубокие морщины избороздили от умственного напряжения его лоб. — С жизнью… ну, этой самой, как ее… — закончил он с видимым облегчением.

Густи понимающе подхихикнул.

— С этой-самой-как-ее, — усердным эхом отозвалась Бёжи Варга и подняла вопросительно голову. — Что, что? Кто это путает семейную жизнь с этой-самой-как-ее?

— Ну вообще. К слову сказать. Отождествляют часто в наше время. Некоторые.

— Ага. С этой-самой-как-ее, — закивала жена, как бы уразумев окончательно.

— Это точно, что путают, Лехуш, — зачастил Густав Виг, спеша поскорей обойти щекотливый вопрос, — только не у нас, не в этом доме, жена просто не так поняла и ляпнула какую-то глупость, да что мы все об одном и том же, именины у нас или?.. За твое здоровье!

Мазур на кухне пытался тем временем утешить Магдольну, но без особого успеха — по многим причинам. Прежде всего, Магдольна и не нуждалась в утешении, ибо ни о чем не жалела, она просто плакала, даже не то что плакала: слезы сами капали да капали у нее из глаз; во-вторых, от Мазура буквально разило земляничным кремом, и он весь ей казался липким — ее даже передергивало от брезгливого отвращения; в-третьих, у Мазура одно было на языке: «Нельзя же так, Магдушка, такая красивая женщина…», «грех вам с такими глазами…», «с вашей красотой…» и тому подобное, а Магдольна всерьез уже успела усомниться в этой самой своей красоте, в которую до пяти часов дня более или менее уверовала, и не Мазуру, с его напомаженной головой, маслеными глазками, франтоватыми усиками и сладким благоуханием, было ее в этой вере поддержать, так что она безмолвно продолжала накладывать на блюда и украшать зеленью холодное жареное мясо и сандвичи, кропя их слезами, а на Ласло Мазура глядя как на пустое место.

Однако Мазурша — к великому удовольствию Бёжи Варги — от волнения еле могла усидеть на диване, дергаясь и ерзая, будто под ней был разворошенный муравейник. Выйти за мужем — срамиться не хотелось, и она попыталась отсюда, из комнаты, пронять бесстыжую соблазнительницу, выложив свое мнение погромче.

— Все зависит от женщины, — повысив голос и как бы продолжая беседу, сообщила она Лехелу Варге. — Какова хозяйка — таков и дом!

— Ну, положим! — запротестовал тот. — Глава дома, прошу прощения, все-таки мужчина! А рыба, как известно, начинает портиться с головы, а не наоборот.

— Это вы все придумали, вообразили себя венцами творения!

— Видите ли, — покачал Варга головой, — женщина, она, ну даже чисто физически, не может быть равноправна с мужчиной, как теперь говорят. Она слабее. За семью всегда мужчина в ответе.

— Не собираюсь спорить с вами, дорогой Варга, но женщины куда сильней. Пока еще все-таки женщины рожают, а не мужчины.

— Простите, но ведь само телосложение…

— Это не в счет! Если женщина о домашнем очаге, о моральном климате в доме не печется, семья разваливается!

— Правильно, Илонка, я тоже так считаю! — с живостью подтвердила Бёжи Варга, решив, что теперь ее выход. — Вон и Лаци, по нему разве не видно, какая ты жена, скажи, не права я, Лехуш… Чего это она вдруг? — уставилась она с деланным недоумением на Илонку, которая, не вытерпев, вскочила и выбежала на кухню.

А Магдольна роняла и роняла меж тем слезы на блюдо с сандвичами, ничего не подозревая и не слыша — отчасти оттого, что всхлипывала, отчасти из-за Лаци Мазура, который все мурлыкал ей на ушко умильную песенку. Мазурша зловещей тенью выросла на пороге.

— Ты что тут путаешься под ногами?! — напустилась она на мужа. — Турнула бы ты его отсюда, Магда.

— Я по хозяйству помогаю… — попробовал объясниться Мазур на свою голову.

— Ты лучше дома помогай, когда я тебя попрошу. Не твое это дело.

Мазур поплелся обратно, бросив Магдольну на произвол судьбы в лице своей супруги, но в комнате его блуждающий взор наткнулся на пронзительный взгляд Густи, совершенно превратно (хотя вполне логично) им истолкованный, ибо Густи злился не на него, а на жену из-за ее безобразного поведения и рева, лишь усугублявших и осложнявших положение вопреки его собственным усилиям замять поскорей это щекотливое дело, потихоньку, полегоньку переведя все в обычное, нормальное именинное русло, кончив веселой дружеской пирушкой, которая раз в году бывает и на которую копишь, откладываешь целый год; Мазур же решил, будто Густи приревновал его за шашни на кухне, и поспешил отвлечь общее внимание, перейдя на другое.