Николае Морару - Короткое замыкание

Редкие встречи Штефана и Дана превращались в настоящие праздники. Они регулярно писали друг другу, обменивались новостями, идеями, советовались. Когда Дан вернулся в родной город, супруги Попэ стали самыми желанными гостями в его доме, а маленького Петришора доамна [2] Обращение к женщине. Испас баловала как могла. Воспоминаний о Косме друзья избегали. Тем временем Павел был назначен одним из директоров, а затем и генеральным директором завода «Энергия». Но странно: чем больше отдалялись Штефан и Дан от Павла, тем крепче становилась дружба Санды и Ольги…

— Алло, Косма слушает, — ответил хриплый, чужой голос. — Кто говорит?

— Это я, Штефан Попэ…

— Ты? Богатым будешь, не узнал. Да и не ждал твоего звонка.

— Мне надо с тобой поговорить, Павел.

— Ну, раз уж ты такой деловой, — настороженно усмехнулся Косма, — приходите завтра с Сандой.

— Завтра? — удивленно переспросил Штефан. — Но ведь завтра похороны вашего главного бухгалтера. Если я не ошибаюсь, Санда в комиссии от общественных организаций. А ты разве не придешь?

Последовала долгая пауза. На обоих концах провода мужчины выжидали. Потом Косма тяжело вздохнул — надо было что-то отвечать.

— Ни в коем случае. Речь идет о самоубийстве — факте, недостойном коммуниста. Тем более что причины еще не выяснены. Люди могут подумать, что я одобряю этот поступок. Нет, решительно нет! Кстати, в последние годы мы находились в отношениях, которые оставляли, так сказать, желать… Он стал невыносим. Эта старческая привычка брюзжать, поучать всех без разбора. И с законом у него было не все в порядке. Насколько мне известно, начато серьезное расследование, которое не ограничится одним только нашим заводом.

— А ты не в курсе дела?

— В детали я решил не влезать, а то еще скажут, что оказываю давление. Все-таки наш человек, с «Энергии», а заводом руковожу я, и за все несу личную ответственность тоже я.

— Верно! Но о причинах-то хотя бы догадываешься?

— Дошли кое-какие слухи. Но я не из тех, кто верит нашептываниям, подожду итогов расследования.

Штефан поколебался мгновение и, вспомнив совет первого секретаря, мягко, доверительно, стараясь не обидеть Павла, сказал:

— Понимаешь, какое дело, этим случаем поручили заниматься мне.

Косма помолчал, а когда заговорил, голос его был тусклым, разочарованным.

— М-да! Это другое дело. Ну что ж, где, когда и как ты хотел бы повидаться?

— Если ты не против, я мог бы зайти в понедельник утром на завод.

Косма закашлялся. Он никак не мог совладать с собой. Потом подчеркнуто иронично сказал:

— К вашим услугам, товарищ Попэ.

— Что с вами, товарищ Косма? — в том же тоне спросил Штефан. — Вы, генеральный директор крупного предприятия, член уездного комитета партии, — и вдруг к услугам какого-то рядового инструктора.

Косма нервно засмеялся.

— Ну ладно, ладно, дружище. Мы тоже на производстве не лыком шиты, понимаем кое-что.

— А именно?

— Что один наш старый друг скоро будет назначен заведующим экономическим отделом…

— Первый раз слышу, — жестко ответил Штефан, а сам подумал: «Откуда, черт возьми, прознали, ведь и решения-то еще нет! Беспроволочный телеграф, да и только!»

— Будет тебе, — продолжал тем временем Павел. — А если и в самом деле не знал, так тем лучше для тебя: новость врасплох не застанет, обдумаешь все хорошенько, а там, глядишь, и откажешься. Экономический отдел — это не шутка.

«Вот уж ты обрадуешься!» — пронеслось в голове Штефана. И он как ни в чем не бывало заключил:

— Ну, всего доброго, до понедельника.

Казалось, воскресенье не кончится никогда.

Санда убежала на завод еще затемно. Выпив свой кофе с молоком, Петришор безропотно засел за уроки. Заметив подозрительный взгляд отца, буркнул:

— Ничего я не натворил и никому не замасливаю глаза, как ты говоришь. Просто хочу потом поиграть с ребятами и сходить в кино. Ладно?

— Жаль, но я не смогу.

— А я тебя и не звал, — обиделся сын, глядя в сторону. — Это чтоб ты знал, где я буду. А то надоели мне всякие истории…

— На кого же ты меня бросаешь…

Мальчуган опешил, часто заморгал. Потом изобразил великую думу, в глазах вспыхнул лукавый огонек, и он покровительственным тоном произнес:

— Ну знаешь, уважаемый, ты уже не ребенок! Хватит цепляться за мамину юбку!

— Вот дьяволенок! — не выдержал Штефан.

Петришор просиял и уже своим обычным голосом закончил:

— Ладно, сам разберешься. Позвони дяде Дану, ты у него целую вечность не был.

А ведь и правда! Ай да сын! Взглянул на часы — почти десять.

— Алло, это ты, Штефан? — спросила доамна Испас. — Давненько ты к нам не заглядывал. Как не стыдно, право…

— Мое почтение, доамна Испас, и, пожалуйста, извините за ранний звонок. Если не возражаете, я хотел бы поговорить с Даном.

— Ну, разумеется, не с нами, стариками. А ведь вы с Сандой для нас все равно что родные… Ну да ладно, но только Дана нет.

Штефана осенило:

— Ах, да, ну конечно! Как же это я не сообразил: он на похоронах.

— Боже мой, какие похороны? — всполошилась женщина. — Что-нибудь случилось?

— Нет, нет! То есть да…

Доамна Испас взмолилась:

— Да не тяни же ты, милый, скажи скорее, что там произошло!

Штефан понял, что грустная весть еще не долетела до особняка.

— Умер главный бухгалтер Пэкурару. Санда сейчас тоже на заводе.

— Как умер? Так внезапно? Я только что просматривала газету, там ничего нет.

— Успокойтесь, доамна Испас, это жизнь… Одни рождаются, другие умирают. Ведь колесо жизни не остановишь.

Штефан услышал ее тяжелый вздох. Помолчав, она сказала:

— На заводе ты его не найдешь. Вот уже неделя, как он в Бухаресте, не то на коллоквиуме, не то на симпозиуме, не разберешь. Все по вашей энергетике. Дома его теперь редко застанешь…

Штефан вышел из своей комнаты и увидел, что Петришор уже стартует на улицу.

— Ну, ты даешь!

— Физкульт-привет! Не переживай, поиграем в другой раз.

— Вот спасибо-то! Ключ возьми.

— Ты будешь дома? А то мой ключ у мамы.

— Это еще что такое! Домашний арест?

— Ничего, надо и тебе немножко отдохнуть. И потом, где это написано, что только ты можешь командовать?

Не успел Штефан ответить, как сына и след простыл. Штефан взял письмо Пэкурару и стал внимательно, строчка за строчкой его изучать.

Потихоньку, чтобы не разбудить ее, он встал с постели. Отступил на цыпочках к креслу, не спуская глаз с прекрасной обнаженной женщины, похожей на античную скульптуру. Стройные ноги, округлые бедра, изящная девичья талия, покатые плечи и маленькие груди со светло-коричневыми сосками, которые смешно и трогательно выглядывали из-под ее тонких пальцев. Лицо было скрыто тенью, лишь пышная копна волос четко выделялась на фоне подушки. Она легко, умиротворенно вздохнула, и голубая жилка нежно запульсировала на шее. Для той неистовой, всепоглощающей страсти, которая охватила их, ночи оказалось мало, и только теперь, когда в лучах заходящего солнца контур ее фигуры уже отсвечивал бронзой, она заснула, безмятежно и самозабвенно. А вот к нему сон не приходил. Нет, его не мучили угрызения совести из-за того, что, вернувшись в четверг вечером из Бухареста, он пошел не домой, а сюда, в гостеприимную квартирку на третьем этаже преподавательского дома, и самовольно добавил к своей командировке и пятницу, и субботу…