Татьяна Беспалова - Похищение Европы

Мама любит вечерние посиделки. У них за столом пару раз в неделю собирается по десять человек и больше. Девочки и Лазарь приводят приятелей, наведываются и знакомые мадам Благи. В таких случаях у Люлька выбор велик. Всегда найдется робкий и добродушный субъект в светлых портках. Такой нипочем не захочет, чтобы Люлёк вытирал об него слюнявую морду и станет совать под стол кусочки сыра и колбасы, тарталетки с паштетом, недоеденные яблоки, куски банана. Но сейчас Люлёк видит только мосластые голени кузена Лазаря. Этот — не интеллигент какой-нибудь. Этот носит сандалии на босу ногу. Да и под ботинки порой носков не надевает. Так делают человеческие женщины. Эх, хватануть бы его за костлявую лодыжку да прикусить, чтобы подпрыгнул. Он сейчас пьет огненный чаек из большого бокала. Бокал его полон, так пусть опрокинет кипяток себе на яйца. Вот будет потеха! Обе дамы — Душана и, особенно, Блага примутся сопереживать и суетиться. Мама тоже не останется в стороне, непременно пожалеет кузена и тогда, под шумок, можно будет утянуть со стола всё что угодно. Но это лишь собачьи мечты. Ведь Мама сейчас сидит рядом с Лазарем. Что если кипяток попадет на её сарафан? Она — глава стаи, а старших надо уважать.

Ах, вот и ароматный подол! Он пахнет юной женщиной и цветочным, человеческим парфюмом. Голень гладкая, блестящая, девичий пот слегка солоноват, приятен на вкус. Такую голень в самый раз обхватить лапами и … Люлёк ощутил приятное возбуждение, но знакомый голос над столом предложил кому-то полить сырники сметаной. Нет, не сейчас. Слишком много ещё на столе еды. Люлёк уставился на батистовый, усыпанный незабудками подол. Ах, как он мягок и чист!

— Мама! Люлёк снова вытирает свою морду об меня! — возмущению Девочки нет предела.

— Дай ему сырник! Что ты делаешь? Не весь! Отламывай по маленькому кусочку!

Мама знает толк в подаче еды. Кусочки сырника появляются из-за края скатерти и Люлёк аккуратно снимает их с нежной ручки. Потом он дочиста слизывает белейшую сметану, облизывает морду и снова утыкается носом в чистейший, ароматный подол. Кайф. Правое ухо Люлька прислушивается к движению столовых приборов над головой, а левое — к голосу Софии. Её голые коленки тут же, неподалеку. София не так добра, как Девочка, и пахнет соответственно: резиной, мотоциклетным выхлопом и совсем немножко — порохом. Эта не пользуется духами — только дезодорантом. Она не носит платьев, не поливает волосы отвратительной клейкой субстанцией — её прической беспрепятственно играет морской бриз. Люлёк побаивался Софии, потому что она всегда выполняет свои обещания. И если уж, к примеру, пообещала приложить подошву своего сланца к заднице Люлька, то непременно исполнит обещанное, как бы пёс ни вертелся и какую бы скорость ни развил. Но она же иногда и гостинцы приносит. Хрящи, обрезки сыра, чищеную морковь — всё сует Люльку, приговаривая:

— Жри, жадная псина. Ешь, ненасытная утроба.

И сейчас её ручка так же появляется из-под скатерти и так же сует в алчную пёсью пасть кусочки хрустящего, сдобренного маслицем хлеба.

— Они идут со стороны Турции, тётя Наташа. И их очень много, — говорила София.

— В новостях передавали, что они плывут на лодках, — вставила своё мадам Блага. — На надувных лодках через Средиземное море!

— До нас через Средиземное море никак не добраться, — это Старик присоединился к разговору. Он только что подошёл к столу и сразу осведомился о Люльке. — Судя по всему, раз миска на кухне пуста, пёс уже где-то здесь? Ах, вот и он! Вижу его нос! Хоть бы дали собачке сырник! Что? А? Уже дали? — Я дала, — тут же рапортовала Девочка. — И я, — добавила София. — Ты говорила о беженцах, — напомнила Мама.

— Да! Беженцы! Их много! Каждый день к КПП на границе подходят несколько десятков. Но некоторые обходят КПП и лезут через ров самовольно. «Группа бдительности» ловит их. Потом надевают «свиные хвосты». У них отбирают вещи. Фотографируют. — Фотографируют? Отбирают вещи? Зачем? — изумилась Мама.

— Вещи жгут или режут. Словом, приводят в негодность. А фотографируют для архива. Если ещё раз попадутся, тогда уж… — София вздохнула. — Тогда что? — строго спросила Мама. — Тогда применяют меры воздействия…

— Бьют морду! — заявил Лазарь. — Поколоти меня, София. Я не возражаю. Не хочешь целовать, так хоть поколоти!

— Никто никого не бьёт, — возразила София. — Беженцам делают внушение. Объясняют, почему не стоит пересекать Болгарскую границу.

— Я слышала, один человек погиб! — мадам Блага знала всё и обо всем. — Наш пограничник застрелил какого-то турка!

— Не турка, — попытался остановить мадам Благу Старик. — Это был афганец.

— Да какой там афганец! Посмотри на карту, Сигизмунд! Этот человек пришел в болгарский лес из Турции! Он — турок!..

— Действительно, Сигизмунд, — вмешалась мадам Душана. — Что-то ты сегодня не в духе. Утром возразил против сырников. Блины тебе подавай. И вот, во второй раз противоречишь нам…

На дальнем конце стола завязалась короткая баталия, окончившаяся, как обычно, победой очаровательных сестер Душаны и Благи. Почему-то старик любил обеих и всегда уступал их капризам. Люльку же больше нравился запах молодых человеческих самок. К старым он оставался эмоционально равнодушен, за исключением тех случаев, когда возникала возможность поживиться вкусненьким. К тому же Мама была совсем рядом. Она пересела от стола в усыпанное подушками плетеное кресло. Глава стаи — это вам не собачий хвост. Мама — самая сильная, самая ловкая, самая любимая. Мама — превыше всего. Пусть из этих рук Люльку не обломится даже самый маленький кусочек — всё равно Мама выше остальных и она сейчас слушает Софию. Значит, сейчас София на втором месте после вожака. Впрочем, не совсем так. Если Мама станет чистить банан, то непременно отдаст половину Люльку. Честно поделит, потому что знает — он, её верный пёс, больше рыбьих потрохов, больше говядины и куриных хрящей, больше яблок и моркови любит бананы. Мысли о еде исторгли из пасти Люлька длинную плеть слюны. Он в последний раз вытер морду об подол Девочки и переместился к ногам матери — просто лег шерстяным боком на её босые ступни. Пёс знал — ей приятно, а ему-то даже более того: безопасно, уютно и почётно, но ненадолго. Теперь он тоже может послушать рассказ Софии и поволноваться о пустяках вместе с хозяйкой.

— Есть версия, что пуля срикошетила, случайно попала в мужика. Но так странно, что именно в него, — продолжала София. — Пуля пробила грудину и застряла под сердцем. Его повезли в больницу, но он умер по дороге. Совсем молодой ещё человек.

Мать беспокойно зашевелила пальцами ног. На другой стороне стола хлопнула винная пробка — кузен Лазарь откупорил вторую бутылку шипучки. Этот каждую трапезу запивал легким вином. Девочка и София выпивать отказались, зато Мама протянула Лазарю бокал. София, между тем, продолжала свой рассказ: