Татьяна Беспалова - Похищение Европы

— Если ты намерен продолжать выть, — проговорила артистка. — То я спущу тебя с этой лестницы, пакостливый пёс! Отведаешь же ты моего тапка!

— Эй, послушайте! Эээ… Спас! — Наташа старалась не кричать. Как-то неловко ей сделалось. Вдруг Блага услышит, явится, начнёт приставать. Так хотелось сейчас обойтись без неё! — Да, Спас — это я, — отозвался он.

Наташа встала на нижнюю перекладину калитки, пытаясь хоть как-то рассмотреть его. Но двор соседа накрывала густая тень. Ярко освещенное французское окно кухни и алый огонёк его сигареты — вот всё, что она могла разглядеть сейчас.

— Я не могу дозвониться до Нади, — проговорила Наташа. — Надя — моя дочь, вы ведь понимаете, да? Так вот, мне всё время отвечают, что абонент недоступен. А они уехали ещё утром. Я волнуюсь.

— Вблизи Средеца плохо ловит сеть, — отозвались из темноты. — Обычное дело для тех мест. Но если что-то случится, мы быстро узнаем.

Алый огонёк погас. Он загасил сигарету. Наташа сошла со своей подножки. Теперь ей придётся продолжать волноваться в полном одиночестве.

— Если вам грустно — могу составить компанию. Погрустим вместе, — послышалось из соседнего двора. — Но только вы уж откройте эту калитку. Я не хочу, как моя дочь, ходить к вам через улицу.

— И то правда! — обрадовалась Наташа. — Который месяц живем бок о бок, а всё как-то…

— Да. Как-то так, — похоже, он смеялся. — Я слышал — все москвичи немного диковаты и сторонятся соседей.

— Вот только ключ… Я не знаю, где он. Сынишка говорит, что знает, но он такой фантазёр! Кажется, при покупке дома мне его не передали… — Хорошо. Я знаю, где мой.

Прежде чем открыть калитку, Спас смазал петли. Лил щедро столь дорогое в Москве оливковое масло. Потом дергал кованую дверцу туда-сюда. Плети виноградной лозы, увивавшие её, жалобно шелестели. Мелкий растительный хлам сыпался на камни двора. Наташа ждала с бутылкой местного вина из дорогих и штопором наготове. А он, оставив калитку распахнутой, снова скрылся в темноте двора. Наташа слушала, волнуясь, как щелкает где-то в недрах его жилища электрический выключатель, смотрела на мечущиеся за занавеской тени. Что там? Расспросить бы у Надюши, ведь она бывала в этом доме. Наверное, в его комнате пахнет старыми бычками и ГСМ. Пахнет его телом и, если как следует поискать, можно найти следы пребывания его женщин. Нет, она ни за что не пойдет туда. Ни шагу за эту калитку! Повинуясь мучительным мыслям, она приблизилась к заветной черте, отделявшей её двор от территории Спаса, прислушалась. Нет, толку от этого не будет — она слишком волнуется. Не принять ли таблетку для понижения пульса? Пожалуй, лучше выпить или, вернее, напиться. Она посмотрел на этикетку бутылки. Хватит ли одной? Если покажется мало — на кухне есть ещё несколько бутылок, в том числе и привезенный из Москвы армянский коньяк. Если, конечно, папа и Лазарь уже не выкушали его.

Впрочем, это маловероятно — она ведь поставила бутылку за пакетами с крупой. Отрадные мысли о выпивке прервали звуки с соседнего двора.

Выключатель снова щелкнул, жилище Спаса погрузилось в темноту. Наташа слышала его шаги всё и ближе и ближе. Наконец, он предстал перед ней в светлых брюках, распахнутой рубахе и сланцах на босу ногу.

В одной руке он держал красивый графин резного стекла, наполовину полный. Пальцы другой сжимали горла пивных бутылок.

— Ну что, хозяйка? Как в таких случаях у вас говорят?

— Вздрогнем?

— Да!

Они расселись под лозой, как на именинах. Спас занял хозяйское место — плетеное кресло. Наташа устроилась на краю семейной скамьи, подальше от лампы, поближе к густой тени.

Закуска была скудной, зато выпивки — в изобилии. Наташа выставила на стол недоеденное Сигизмундом сыровяленое мясо местного козла и козий же, отвратительно пахнущий сыр. Она не позволила Спасу пить пиво из горлышка, принесла из буфета высокую пивную кружку и пятидесятиграммовый стаканчик. Наташа угадала во всем. В кружку он опорожнил одну из трех пивных бутылок, а в стаканчик налил чуть желтоватую жидкость из графина. — А в графине что? — поинтересовалась Наташа. — Ракия. Я всегда запиваю ракию пивом, — с вызовом ответил он.

— Это очень по-русски, — со всей возможной задушевностью отозвалась она.

— Значит, у нас русская вечеринка! Прозит!

Опустошив стаканчик, он продолжал смотреть на неё с вызовом, а она вдруг вспомнила, что есть ещё в холодильнике вполне съедобная клубника. Пришлось снова отправиться на кухню, включить свет — как-то неудобно при нём шуровать в темноте. Она старалась мыть клубнику как можно медленней. Неяркий свет, испускаемый из-под желтого абажура, позволял ей видеть происходящее в беседке. Наташа заметила: в её кратковременное отсутствие он наливал себе из графина ещё три раза. Нет, надо же и ей напиться. По возвращении в беседку она поспешно допила вино, остававшееся в бокале, и попросила его:

— Налей ещё!

— О! — усмехнулся он. — Ты перешла на со мной на «ты». Прекрасно! Воспринимаю это, как знак особого доверия. Ведь до конца ты не доверяешь никому.

— Не знаю…

Она прижала к губам спасительный бокал, уселась на скамью, отодвинулась в тень, но та была слишком узка, не скрывала её всю. Лицо он, пожалуй, уже и не рассмотрит, но руки! К тому же придется всякий раз вылезать из норы за новой порцией.

— Почему ты прячешься от меня? Не напудрила нос? Да Бог с ним! Ты, наверное, думаешь за ту бабу… Ну, блондинку… Танцовщицу…

— Она танцовщица?

— А что в этом такого? Она женщина!

— Понимаю.

— Что? Что ты можешь понимать?!

— Не кричи. Иначе наш междусобойчик будет нарушен…

Стоило Наташе произнести эти слова, как тишину спящего дома нарушил цокот когтей — под свет дворовой лампы явился заспанный Люлёк. Пёс уселся на ступни своей хозяйки и уставился на ночного гостя с осоловелым вызовом.

— У меня тоже была семья, — рявкнул Спас. — И есть.

Он вылил в кружку вторую бутылку пива, выпил залпом, закусил местным козлом, вздохнул глубоко и счастливо. Повторил все действия второй раз. Пёс сосредоточенно следил за каждым его движением. Наташа молчала. Клубника тоже пошла «на ура» — отменная закуска под пиво, особенно когда сыр и вяленое мясо уже съедены.

— Я давно развелся и после жены не знал женщин. Разве что иногда. Ну ты понимаешь…

Он внезапно осекся, настороженно глянул на Наташу и, ободренный её равнодушием, продолжил:

— Я пытался договориться с женой, но она никак не поддавалась. Нет — и всё тут. На все мои подходы одно только «нет». Я промучился с нею пятнадцать лет. Уже сам себе был не рад. То в Болгарии ей жарко. Тут не те люди, не те заработки. Дороги — узкие, ветра — резкие, я — дурак. Нет, было и что-то хорошее. Дочь, например. Я пытался направить её в правильное русло. Предлагал. Настаивал. Но туристический бизнес ей не подходил, торговля — тоже. Можно было стать риэлтором. Можно было просто оставаться домохозяйкой, можно было заниматься этим… ну как я … — речь его остановилась, он поперхнулся словами. Наташа решила прийти ему на помощь.