Ноэль Наварро - Современная кубинская повесть

Доктор Сесилио Орбач смотрел в окно на оскудевшую листву дерева. Вялыми, тонкими пальцами он барабанил по книге в кожаном переплете. Закашлявшись, погасил сигарету о дно пепельницы. Внезапно доктор почувствовал усталость. В висках стучало. «Надо бы отдохнуть», — подумал он и похлопал себя по лбу.

В своей книге «Познание причины» профессор открыто поставил некоторые вопросы; в незаурядно критическом тоне он дал всесторонний анализ национальной проблематики. Хотя печатных отзывов на книгу было немного (Орбач предпочитал именовать ее «книжицей»), все ею восхищались и даже расценивали ее появление как «сигнал горна». Это навело кое-кого на мысль, что старый профессор наконец заключил союз с левыми. И тогда перед ним закрылись многие двери, только кафедра в училище еще сохранялась за ним. Газета, которая раньше привечала Орбача, отказалась его печатать, а уж о специальных изданиях, субсидируемых правительством, и говорить нечего. Исходя из этих фактов, кое-кто предсказывал закат славы Орбача. Но, несмотря на все, книга была переиздана (разумеется, на средства автора), и ее потихоньку обсуждали, хотя официально не говорилось ни слова. Профессор время от времени выезжал за границу, обещал выпустить вскоре новую книгу, которая превзойдет первую по проникновению вглубь и по охвату национальной жизни. Но книга все не появлялась. А тут журналы и газеты стали вдруг публиковать статьи профессора, и он почувствовал себя в безопасности. О своей книге он и сам забыл.

— Что вам угодно? — спросила служанка. И, став как барьер на пороге, повторила: — Что вам угодно?

— Я хотел бы повидать доктора Орбача, — сказал Габриэль.

Служанка не посторонилась, но ее твердость очень быстро перешла в нервную нерешительность. Она недоуменно мигала, вглядывалась, не узнавая стоявшего перед ней человека. «Этого белого я, кажется, уже видела», — только и мелькнуло у нее в уме.

— Вы, сеньор… — начала она.

— Пропусти его, Энграсия, — послышался голос из темной передней.

— Вы были доверенным человеком для многих революционеров… — начал Габриэль, припоминая биографическую заметку об Орбаче, где говорилось, что он участвовал в революции 1933 года [57] Революция 1933 года — революция, ставившая своими целями создание на Кубе демократического правительства и улучшение материального положения трудящихся. (некоторые двусмысленные фразы теперь не имели значения). Но он не решился в этот момент прибавить то, что думал: «Вы вели себя как гражданин, однако вас упрекают в одном: в пренебрежении всяким насилием, каково бы оно ни было». Изможденное лицо, редкие седые волосы, их пряди падают на глубоко сидящие глаза. «Это и есть типичный интеллектуал?» — подумал Габриэль.

— Выложим на стол наши карты, мой друг. Чего вы все от меня хотите?

Габриэль помедлил с ответом. Вопрос ему не понравился, он его истолковал по-своему: «Кто тебя послал?» Нет, он пришел сюда по собственной воле, ища моральной поддержки и совета. Возможно, он и мог бы что-то сделать, но он никого и ничего не представляет. К Федерации университетских студентов он уже не принадлежит, да к тому же университет закрыт и окружен полицейскими. Ему хотелось начать разговор словами: «Неужели вы думаете, что у меня нет собственного мнения?» Однако на это он не решился.

— Мы, возможно, надумаем организовать демонстрацию, — сказал Габриэль.

Доктор Орбач невольно усмехнулся и усталым жестом указал Габриэлю на диван.

— А разве это не опасно? — спросил он попросту.

Габриэль сурово глянул на него, но подумал, что отвечать на такой простодушный вопрос не стоит. «Я же не предлагаю вам прогулку в автомобиле», — хотел он сказать и не сказал.

— В любом случае, — снисходительно произнес Орбач, желая показать, что, в конце концов, он тоже причастен к «этим делам», — демонстрация состоится… попозже. Пожалуй, можно бы так, небольшой группой, — ведь опасность велика, надо все предусмотреть.

— Что же, не делать демонстрацию массовой?

— А для чего? Это же невозможно. Нет никаких гарантий. Она будет незаконной.

— По крайней мере, надо привлечь народ…

— Нет, нет, юноша, это неправильный путь, — уже более уверенно прервал его профессор, притрагиваясь к области двенадцатиперстной кишки. — Надо начать с чего-то поскромнее.

— А не будет ли это, профессор, неким элитаризмом?

Орбач часто замигал, но не выдал своих чувств. Он-то сам не принадлежал к правительству и не был в оппозиции, хотя фактически его считали оппозиционером — пусть не в духе «аутентиков» [58] «Аутентики» — члены Кубинской революционной партии, основанной в 1934 г. Рамоном Грау Сан-Мартином (1887—1969). или «ортодоксов» с Чибасом во главе. А этот молодой человек, кто он? Кого он представляет?

— Что вы под этим подразумеваете, юноша? Такое слово — элитаризм… Но разве вы не понимаете, что другие присоединятся потом? Видите ли, голубчик, если я вас спрошу, от имени кого вы пришли, не поймите моего вопроса превратно.

Какое значение имело теперь его имя? Но надо было поскорее выйти из неловкого положения (Габриэль уже подумывал о провале своей миссии), и он назвался.

— Надо решиться, доктор. Либо сложить голову, либо…

Орбач пошевелился в кресле. Позабытая ненадолго боль в животе возобновилась.

— Итак, первое, что мы предлагаем сделать, — это сорвать все их избирательные листки, которые не что иное, как…

— Листки?

— …словесное прикрытие разбойничьей акции. А потом, вместо них, расклеить прокламации, призывающие к гражданской сознательности. Скоро они начнут свою предвыборную канитель. Мы можем, например, выдвинуть программу действий: саботировать митинги, которые, конечно, теперь пойдут один за другим. Народ, видя, что мы его не поддерживаем, поймет…

— Прекрасно, прекрасно, юноша. А вы не подумали, что они поступят как всегда и обвинят во всем коммунистов?

Габриэль слегка смутился. Да, бесспорно. Но после недолгого замешательства его осенила идея:

— Тогда почему бы нам не присоединиться к ним?

— К кому?

Габриэль словно бы не услышал вопроса. С воодушевлением он продолжал свою мысль:

— Ну, конечно, можно предложить нашим примкнуть к самым радикальным группировкам.

— Подумайте, юноша, все это приведет к крайне острым ситуациям. Возможно, к пролитию крови.

— В таком случае, — сказал Габриэль уже с некоторым раздражением, — если это потребуется…

— «Не следует рассматривать кровопролитие как главный путь для утверждения политической истины», — процитировал старый интеллектуал спасительную фразу из книги, которая не принадлежала к числу его любимых, однако в случае надобности частенько его выручала. — Я настаиваю: да, бороться за восстановление правового государства необходимо, но делать это надо принципиально лишь в нормальном русле законности. Необходимо до последней возможности сохранять уважение к государственной иерархии. Чтобы достигнуть подлинного внутреннего единства всех фронтов, надо стремиться к интеграции противоборствующих группировок. То есть не наносить ущерба подлинным основам общества.