Дженнифер Иган - Манхэттен-Бич [litres]

Зарабатывает она неплохо, ей вполне по карману оплачивать свою квартиру и снимать комнату у Роуз, прикинула она, однако раскрывать свой замысел ни матери, ни тетке лучше не надо. Слишком многое пришлось бы объяснять. К тому же с Брианн она теперь встречается гораздо реже, чем раньше, в основном они вместе ходят в кино. Почту Анна исправно вынимает каждые два дня, так что даже соседи ее не хватятся.

Она купила большой картонный чемодан (отец называл такие чемоданы “лишь бы не было дождя”), сложила туда одежду, туалетные принадлежности и детективы Эллери Куина, допила бутылку молока, а пачку сливочного масла завернула в посудное полотенце. Потом снова села за стол, за которым, как ей теперь казалось, она провела большую часть жизни: ела, шила, вырезала кукол из пергамента, в который мясник заворачивал мясо. Пожарная лестница рассекла солнечный свет на пластины, в каждой мельтешили пылинки, поблескивая, точно слюдяные, ей сразу вспомнились искры света в воде залива Уоллабаут-Бей. Массивный дом замер – ни звука. Она зашла в кухню, провела ладонями по раковине: в ней они с матерью купали Лидию, пока она могла там поместиться. Напоследок посмотрелась в зеркало, перед которым обычно брился отец. Затем вышла и заперла входную дверь на замок.

Она спускалась по лестнице в полной уверенности, что вот-вот выглянет кто-нибудь из любопытных соседей и пристанет к ней с расспросами. Нет, никто не выглядывает, не слышно даже шаркающих шагов у дверного глазка. Наверно, все еще спят. Анна вышла из подъезда, вдохнула расслабляющий воздух позднего марта и заметила неподалеку незнакомых людей. Мужчина с чемоданом торопливо шагал по тротуару, вглядываясь в номера подъездов, высеченные в каменной облицовке. Наверно, приезжий, ищет нужную квартиру.

Новая спальня Анны находилась в глубине квартиры Роуз: за окном – могучее дерево, можно подумать, что оно занимается тяжелой атлетикой. Старик в запряженной лошадью тележке развозит сливочное масло и молоко. Когда-то на Клинтон-авеню жили богачи, при самых солидных домах имелись конюшни; теперь конюшни опустели, некоторые переоборудованы под гаражи. У Роуз два брата ушли в армию, но младший, Хирам, все еще живет дома; его школьные учебники обернуты в такую же пахнущую лакрицей клеенку, как у Анны в детстве. Она была в восторге от своего нового жилья.

Иногда они с Роуз встречались вечером возле старого семейного магазина, садились на трамвай, ехали по Флашинг-авеню и, разделив вечернюю газету пополам, читали ее по очереди. А ведь всего несколько недель назад она смотрела на Роуз из этого самого трамвая и с тоской чувствовала, что вот-вот утонет в своем одиночестве. Анна коснулась рукой заветных карманных часов.

В дни подводных тренировок она освобождалась позже обычного; Роуз об этом знала и не ждала ее у проходной. В такие вечера Анна шла на Сэндз-стрит вместе с другими водолазами. В трамвае, на пути к дому Роуз, она сосала мятную конфетку: ей не хотелось, чтобы родители подруги уловили запах пива, когда она будет желать им спокойной ночи.

Но поскольку она квартировала у Роуз, ей стало неловко встречаться с Чарли Воссом: он же по-прежнему мастер цеха, в котором работает Роуз. Однажды вечером, когда все замужние женщины уже ушли, Анна решила заглянуть к нему в кабинет и объясниться.

– Ну, конечно, я все понимаю, – сказал он. – Очень жаль.

– Я буду скучать по тебе, Чарли.

– Все-таки забегай иногда, ладно? – попросил он. – Хотя бы поговорим с глазу на глаз.

– Непременно.

Каждый день, выходя после работы на Сэндз-стрит, она по-прежнему искала глазами машину Декстера Стайлза и, если не находила, всякий раз испытывала разочарование, а затем облегчение.

Однажды, через две недели после спуска на дно гавани, Анна поджидала остальных водолазов: они пошли в “Овальный бар” запастись съестным. Она открыла “Геральд трибьюн”, поискала глазами обнадеживающие заголовки – они стали появляться все чаще – и сразу нашла: в Тунисе Роммель уже еле сдерживает напор англичан; русская армия теснит немцев назад, к Смоленску. Анна пролистала всю газету и на последней странице, внизу слева ей бросился в глаза заголовок:

ПРОПАВШИЙ ВЛАДЕЛЕЦ НОЧНОГО КЛУБА ЗАСТРЕЛЕН

ИЗРЕШЕЧЕННОЕ ПУЛЯМИ ТЕЛО НАЙДЕНО ВОЗЛЕ ЗАБРОШЕННОГО ИППОДРОМА

Анна не сводила глаз с фотографии. Она не сознавала, что читает текст, слова как бы сами собой заползали в ее сознание. “Поиски владельца ночного клуба Декстера Стайлза, пропавшего две недели назад, в воскресенье завершились трагически: десятилетние Эндрю Метучен и Санди Купеч, живущие в районе Шипсхед-Бей, наткнулись на его тело возле развалин старого ипподрома … ”

Анна отодвинула газету, глотнула пива. И отсутствующим взглядом уставилась на водолазов, те за обе щеки уписывали мидии и сосиски в тесте. Ей казалось, что голова у нее превратилась в воздушный шар и парит над телом, несколькими футами выше. Потом услышала звон разбитого стекла и поняла, что валится на пол.

Ей поднесли нюхательной соли, и она очнулась: оказывается, она лежит на полу, а под щекой у нее опилки. Повыше над ней зависло лицо Руби, растекшаяся вокруг глаз тушь была совсем близко, от приторно-цветочного запаха духов Анну затошнило и вскоре вырвало; она попыталась встать на ноги. В конце концов, Баскомб и Марл ухватили с двух сторон ее руки, закинули их себе на шеи, помогли стать на ноги и под ухмылки моряков вывели из бара: матросы были уверены, что она напилась.

Холодный уличный воздух принес облегчение. Анна брела с закрытыми глазами, повиснув на своих провожатых. Чувство было такое, будто она шагает во сне. В баре произошло что-то жуткое, но ей удалось ускользнуть. Они то и дело куда-то сворачивали, кружили и вдруг снова оказались в помещении. В нос ударил знакомый соленый запах и вонь горелой резины – так пахнет скафандр. Оказалось, ее привели к рекомпрессионной камере.

Вместе с ней в камеру вошел Марл.

– Где-нибудь болит? – спросил он, набирая на циферблате нужную цифру. – А до обморока как себя чувствовала?

– Это не кессонная болезнь, – сказала она и тут же вспомнила, отчего потеряла сознание. У нее затряслись руки.

– Кто тебя страховал?

– Кац, – стуча зубами, пролепетала она. – Но на дне я пробыла недолго.

– У него же были часы!

Ее снова вырвало.

Когда рекомпрессия завершилась, Марл отпер дверь, и они вышли из камеры. Их поджидали Баскомб и Руби. Баскомб уставился на Анну и долго не отводил от нее узких блестящих глаз. Может, он тоже видел тот заголовок, подумала она. Они ни слова не сказали про свое нелегальное погружение, разве что кто-то обронил, что оборудование, тайком вывезенное с верфи, уже без шума и пыли вернулось на свое место. Анна опасалась, что после того вечера приятели станут ее избегать, но вышло наоборот: теперь их связывали сложные, почти семейные отношения.