Леонид Финкель - Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (сборник)

Иногда я думал о Челите: «Самка, мерзкая сука, дьявол!» И уже совсем отвлеченно о том, что «Крейцерова соната» была одним из любимых произведений Пикассо. Биографы проследили, как он поддерживал отношения с несколькими женщинами одновременно – причем одна из них выступала в качестве матери, другая в качестве дочери, неизбежно сменяющих одна другую.

– Этот человек всего себя вкладывает в любовь и разрушает то, что любит, – сказал о Пикассо графолог, не знавший, чей почерк анализирует.

Я нашел его «Сидящую купальщицу», зловещее произведение, напоминающее скульптуру из металла, гигантское чудовище, о котором испанский художник Карлос Рохас сказал, что, возможно, оно когда-то и было женщиной, но претерпело сложную биологическую мутацию. Чудовище сидело на берегу моря, обхватив колени руками. Ее груди, напоминающие огромную подкову, торчащие изо рта зубы – и её оскалившееся влагалище. То был отголосок каких-то кошмаров, юношеских снов. Я вставил этот бред в раму и повесил над кроватью Челиты. Эта картина вызывает ужас, ибо является доказательством полного разрушения Ольги Пикассо ее мужем. Она уже даже отдаленно не напоминала женщину, скорее, существо из металла и костей, принадлежащее не к роду человеческому, а к какому-то другому виду.

Я вдруг подумал, что и сама Челита – это самка, поглощающая самцов, вариант Змея-искусителя из райских садов.

А у Пушкина, между прочим, была, несмотря ни на что, Муза, тайная и загадочная любовь, имя которой он тщательно скрывал и пронес через всю жизнь – не Екатерина Бакунина, не Мария Раевская (Волконская), не Елизавета Воронцова, не Анна Керн – не одна из тех ста тринадцати, что указаны в донжуанских списках, в первом и во втором, не Наталья Николаевна!

Была у него любовь-мечта, любовь-страдание, любовь сжатых уст и сожженных писем. Идеал. Образец. Почти небеса…

Имя?

Пожалуйста – Елизавета Алексеевна, жена императора российского Александра I.

Позже я понял, что мы как бы поменялись местами. Она не только хотела поставить меня в неловкое положение. Вокруг меня женщин не было. И надо сказать, мне это доставляло немалые неприятности. Я, конечно, мог ночью войти в ее спальню, и произошло бы то, что произошло. Даже если бы я натолкнулся там на очередного «друга». Но что-то мешало мне поступить подобным образом, чему-то противилось мое существо. Просьбой же написать эротический рассказ она разогревала мое воображение, распаляла меня. Больше я на такое не поддавался. И решил, что я моряк, который пустился в долгое плавание. Терпят же моряки эти злые периоды в своей жизни. Вот и я, пока не найду Вавилонскую блудницу…

…Я крепко спал. И сны не сны – целые романы видел почти каждую ночь. Вот и сегодня сон был великолепен – светлый, радостный и таинственный. Я видел человека, окутанного всеми цветами радуги, человека, голова которого была вровень с солнцем. В ответ на мою речь-лекцию, перегруженную диалектикой и приправленную иронией, он грустно заметил:

– Кто любовался утренней звездой, навсегда потерял способность видеть смысл, ибо зачарован этим ложным светом и брошен в бездну! И все-таки, все-таки посмотрите на этот Собор…

Он произнес «Собор» так, что я почувствовал: если бы ему пришлось писать это слово, он наверняка писал бы с большой буквы…

Самое сильное впечатление моего детства, яркое до сих пор воспоминание – это готический собор в одном из городов Западной Украины, куда мы с матерью приехали после войны. Я был поражен великолепием, совершенством этого скорее божественного, чем человеческого творения. И хотя время сгладило патетику первого впечатления, я никогда не мог сдержать чувство восхищения перед этим собором. Он походил на поднимающуюся к небу раскрытую иллюстрированную книгу.

Помню, как мы с мамой однажды зашли осмотреть собор. В тот день совершалась какая-то скорбная служба, свет проникал сверху, сквозь высоко расположенные окна с витражами. Тихо. И мне показалось, что собор – пристанище всех несчастных, убежище преследуемых и гонимых. В особенности поразило меня скульптурное изображение дьявола с огромной открытой пастью, в которую верующие ставили свечи, чтобы их потушить. Скульптура закапана воском и окутана дымом потухших свечей.

Поражал и орнамент пола, выложенного плитками из обожженной глины, раскрашенными и покрытыми сверху свинцовой эмалью. На плитках изображен лабиринт.

«Куда он ведет?» – думал я.

Тогда я еще ничего не знал о нити Ариадны, без которой невозможно путешествие по этому лабиринту. Во всяком случае, глядя на пол, я ясно видел паука. Что ткет этот паук?

И только много позже я узнал, что Ариадна – это форма слова «airage» (древнее название паука) и многие каббалисты вопрошают: не является ли наша душа пауком, который ткет наше тело?

Что-то тайное понял я в том соборе. Но Ариадна, этот мистический паук, ускользнула от меня тогда, оставив только след своей нити…

Вот и нынешняя жизнь была для меня лабиринтом.

Утром я слышал какие-то звонки в дверь, но не поднялся. Рыжая Венера спросила:

– Почему не открыл?

– Скорее всего, с утра собирают пожертвования.

А вообще, я люблю народ на расстоянии.

Потом она вернулась к воспоминаниям о моем «вавилонском сне». Я ей как-то рассказал о нем, и с тех пор этот сон ее постоянно тревожил. Можно сказать, из-за этого сна она взялась сначала за Фрейда, потом Юнга, – и тот и другой полагали: сон раскрывает то, что находится в подсознании человека. Я понял: моего сознания ей уже мало и она норовит забраться в подсознание… Но Фрейд еще утверждал, что сны проявляют скрытые желания человека. Вот за это она и зацепилась. Мое скрытое желание – «блудница из Вавилона». Это ее озадачило. И теперь по утрам она меня спрашивала озабоченно:

– Не снились ли тебе змея, галстук или оружие?

А полое пространство?

Это обозначало мужские и женские половые органы.

– Нет, не снилось, – отвечал я, хотя точно помнил, что со змеей что-то все-таки было во сне. Впрочем, сам я расценивал сон о змее как проявление мудрости, способной влиять на ход событий и бессмертие.

Мы явно в чем-то расходились…

Потом она решила, что будет работать, и я непременно должен ей помочь. В чем помочь – понятия не имел. Пока отвечал на вопросы.