Мэтт Хейг - Последнее семейство в Англии

– Ладно, буйнохвост, видишь того, справа. Он твой. Я возьму другого засранца.

– Но, Фальстаф…

– За работу. – Он был уже впереди меня, подкрадывался к жертве. Я огляделся и последовал за ним. Если я хотел сведений, у меня не было выбора. Как только мы вышли из высокой травы, белки заметили нас и помчались к деревьям. Но у меня не было намерения ловить белку. Я, в любом случае, не был прирожденным спортсменом. Я лишь пытался понравиться Фальстафу.

– Туда, буйнохвост! – воскликнул он. – Наверх!

Я оперся передними лапами о ствол дерева и бесцельно лаял вверх, где, как я считал, должна быть белка, приглядывая при этом за приятелем.

– Нет, буйнохвост! – усмехнулся он. – Ты лаешь не на то дерево!

Но мне было все равно. Главное, я смогу что-то узнать, прежде чем Адам с Эмили придут забрать нас домой.

– Теперь мы можем поговорить? – спросил я, когда мы медленно направились назад к вонючей куче. Фальстаф не отвечал, и я решил продолжить. – Дело в моей семье, она, возможно, в большой беде. И мне кажется, Саймон имеет к этому отношение.

Фальстаф вздохнул.

– Скажи, Принц, почему все это для тебя так важно?

Я удивился. Не вопросу, но тому, что он впервые назвал меня настоящим именем. Его голос тоже изменился. Он говорил мягко, без тени насмешки.

– Это важно, потому что… – я запнулся.

– Долг превыше всего. Предсказание равносильно защите. Тра-та-та. Я все это знаю. Всегда знал. Видишь ли, в Лондоне это не считается столь важным, правда. Дело в том, что городские псы, буйно… – он осекся, – они не такие легковерные. Даже лабрадоры.

Я едва мог поверить своим ушам.

– Но они ведь следуют Пакту… – я сглотнул. – …в смысле, разве нет?

– Следуют, Принц. Следуют. Ну, большинство. В больших парках встречаются дезертиры и отщепенцы, которые что угодно расскажут. Даже те, кто следует Пакту, имеют, как бы сказать, установку на неудачу . Они делают, что могут, чтобы защитить Семью, но не теряют сон, если все разваливается. Потому что, поверь мне, в Лондоне иначе было бы слишком много бессонных лабрадоров.

Хотя манера Фальстафа изменилась, я прекрасно понимал, что его разговор был всего лишь новой уверткой.

– Но ты не понимаешь, – объяснил я. – Мы главные. Если Семья распадается, винить надо лабрадора. Если мы проигрываем, то теряем Вечную Награду.

Последняя фраза вернула Фальстафа в знакомое расположение духа.

– Вечная Награда, буйнохвост? Маленькие счастливые лабрадорчики, летающие на пушистых облачках. Хм, нет. Я на это не куплюсь. Больше никаких других собак, только те, что следуют Пакту? И никаких людей. Подумай об этом. Это же бессмыслица. И должен признать, буйнохвост, не похоже, что ты управляешь мной… – он остановился, заметив боль в моих глазах.

– Слушай, – сказал я медленно. – Я должен защитить Семью. Плевать мне на Вечную Награду. Серьезно. Я должен спасти их, потому что… – впервые я был вынужден проявить настоящие чувства. И теперь мой голос изменился. Он был твердым, меня больше не заботило, понравлюсь ли я Фальстафу или кому-то еще. Но пока я говорил правду, я не мог не чувствовать, что слушаю кого-то еще. Кого-то, кто говорит мне то, что произносил я. – Потому что я люблю их. Потому что знаю, что в глубине души они любят друг друга больше всего на свете. Я понимаю, о чем ты думаешь. Я сентиментальный лабрадор, я не знаю, что несу. Я должен нюхать вонючие кучи и гоняться за белками. Мне нужно расслабиться. Жизнь дрянь, а потом сдыхаешь. Привыкай. Но дело в том, дело в том, что я не могу привыкнуть. Правда, не могу. Я слежу за Семьей каждый день из своей корзины, и я понимаю их полностью. Я понимаю, что они хотят счастливого финала, хотят остаться вместе. И еще они верят, что у них это получится. Несмотря на их отдельные жизни, работы, желания и все внешние опасности. Видишь ли, ты можешь подшучивать над Пактом. Но без единого свода правил, без веры во что-то все распадается. И я не могу этого допустить… потому что… потому что я и есть Семья. Когда они счастливы, я счастлив. Когда им больно, мне тоже больно. Когда я обнаружил Шарлотту на полу ванной, когда она проглотила те таблетки…

– Шарлотта? – Фальстаф внезапно заинтересовался тем, что я говорю.

– Она младший ребенок. Недавно она пыталась убить себя. Это было ужасно. Я чувствую ответственность за нее. Она злилась все время, потому что все казалось бессмысленным, но теперь, похоже, она начинает видеть свой путь. Если что-то случится с Семьей, ей будет очень больно. Не знаю, сможет ли она оправиться, серьезно.

– Слушай, Принц. Ты ничем не можешь помочь…

Я внимательно на него посмотрел.

– Я не говорю про Пакт лабрадоров. Уже нет. Я хочу защитить Семью, несмотря ни на что. Мне нужна твоя помощь. Если бы ты знал Шарлотту, ты бы мне помог.

Фальстаф подумал. Какая-то внутренняя борьба отражалась в его темных, полуспрингерских глазах.

– Я знал Шарлотту, – сказал он наконец, хотя, чтобы слова обрели смысл, потребовалось еще больше времени. – Когда жил здесь раньше, с Саймоном.

Две машины промчались мимо стены парка, обменявшись злобными гудками. Шум будто исходил из другого мира.

Фальстаф, которого я наблюдал, был совершенным незнакомцем. Он выглядел печальным, даже виноватым. О чем он, черт возьми, говорил? Я хотел вернуть прежнего Фальстафа. Внезапно я уже не хотел новых сведений. Я хотел зарыться головой в вонючую кучу и вдыхать запахи, пока не потеряю дар рационального мышления. Я хотел сбежать на волю. Хотел не думать ни о чем.

– Слушай, Фальстаф…

– Твоя хозяйка… Кейт… она приносила малышку к Саймону, показать. Ей пришлось. У нее не было выбора. Если бы она это не сделала, Саймон рассказал бы Адаму. – Он помолчал, поняв, что сообщил мне слишком много. И все же, одновременно, слишком мало.

– Сказал Адаму?

– Принц, извини, я уже тебе говорил. Я лишь хотел, чтобы ты забыл про Семью. Я знаю, сколько боли это тебе причинит. Видишь ли, ты ничего не можешь исправить, буйно… Принц, совсем ничего.

– Исправить что?

Он закрыл глаза и сказал:

– Тот факт, что Саймон – отец Шарлотты.

Парк качнулся, я потерял равновесие. Я едва мог дышать, а где-то вдали смеялись белки. Все погрузилось во тьму.

Я обнаружил, что мне трудно говорить. После короткой паузы Фальстаф продолжил:

– Он рассказывает мне всякое, когда Эмили спит. Думает, я не понимаю. Но он вернулся ради нее. Ради них обеих. Шарлотты и ее матери. Он хочет свою Семью, а Эмили не может иметь детей. По крайней мере, с ним. Когда Шарлотта была маленькой, он не был готов. Он хотел только увидеть ее, и все. И затем он сбежал со мной в Лондон. Но теперь вернулся. Он игнорирует Эмили, поэтому она старается, чтобы он заревновал. Но ее план не действует. Саймону это нравится, он хотел, чтобы все это случилось. Он ждет подходящего момента. Чтобы сказать Адаму про Шарлотту. А потом, когда он это сделает, он скажет Кейт про Адама и Эмили.