Ведат Кокона - По волнам жизни

— Я вам уже сказал. Нет смысла повторять.

Хайдар Адэми слегка пошевелил рукой с хлыстом.

— Кто еще?

— Других не знаю.

Лицо Теля наискось, от лба до подбородка, перерезало сильным ударом хлыста. У Теля зарябило в глазах и невольно скрипнули зубы. Пришлось собрать все оставшиеся силы, чтобы сохранить хладнокровие и выдержку.

— Где вы сговорились о демонстрации?

— В кондитерской Коци Бако.

— Собака! Называешь имя убитого сообщника, чтоб не выдавать живых.

У Теля кольнуло сердце, когда он услышал о гибели друга. Он видел своими глазами, как фашистский шпион в упор стрелял в Коци, и все же весть о его смерти потрясла его сильнее, чем обжигающий удар хлыстом, от которого лицо сразу распухло.

— Кто еще был там с вами?

— Только мы вдвоем.

Хлыст снова обжег распухшее лицо, казалось, в него вонзились тысячи иголок.

Хайдар Адэми подступил вплотную к Телю, схватил за воротник пиджака и хотел было толкнуть его, но Тель прочно стоял на ногах. Вблизи глаза Хайдара Адэми выглядели точно глаза разъяренного зверя, готового растерзать и сожрать попавшую в его когти добычу. От него несло коньячным перегаром.

— Говори, подлый коммунист! Говори, продажная душа! Выкладывай все, что знаешь, если хочешь выбраться отсюда живым. Зачем проводили демонстрацию?

Тель молчал.

Хайдар Адэми заскрипел зубами и схватил Теля за горло большой и сильной, как клещи, рукой.

— Отвечай, если тебя спрашивают!

Убрав руку с горла, он ждал ответа, но Тель молчал. Сильный удар в челюсть свалил Теля без чувств на пол.

Адвокат Николин Сарачи, при котором Исмаилу предстояло стажироваться для получения права на адвокатуру, был одним из самых известных юристов Албании.

Его контора, которую он любил называть «студией», располагалась на Королевской улице, она состояла из двух смежных комнат, у каждой был свой выход в маленькую квадратную прихожую. Одна из них служила приемной: в ней помещался большой шкаф в углу, простой небольшой стол с кипой газет — за ним сидел секретарь адвоката, он же был и уборщиком конторы, — несколько обыкновенных, с круглыми спинками, стульев, на которых сидели клиенты, ожидая приглашения в настоящую «студию» адвоката.

Эта комната была побольше, с двумя окнами на улицу, завешенными шторами, с кушеткой и двумя обитыми сафьяном креслами, которые адвокат случайно приобрел у одного итальянца, отозванного в Италию. В углу, около большого письменного стола, покрытого голубым, толщиной в палец, стеклом, с современным письменным прибором — подарком жены по случаю десятой годовщины супружества, — стоял сейф и возле него кресло адвоката.

Николин Сарачи был сыном богатого шкодерского торговца, отец и дед которого многие годы вели торговлю с Венецией и обзавелись приличным состоянием. Среднее образование Николин получил в Шкодерской иезуитской коллегии, где основательно понаторел в латыни и приобщился к широкой гуманитарной культуре. Потом он уехал в Италию, изучал право в Болонском университете, откуда вернулся в Шкодер с дипломом юриста в кармане, с головой, нашпигованной культурой, и с сердцем, преданным Италии.

Он и в молодости не отличался красотой, а сейчас, по мнению многих, был просто некрасив, черты его лица ничем не привлекали, к тому же из-за жесткой щетины преждевременно поседевших волос он выглядел старше своих лет. Однако природа, крайне скупо украсившая его внешность, наделила его умом и редким проворством, так что любое дело, за которое он брался, горело в его руках.

Хоть и не был Николин Сарачи красавцем, но, как только он вернулся в Шкодер с дипломом в кармане и с блестящими видами на будущее — а дело было в 1924 году, когда ребят с университетским образованием можно было пересчитать по пальцам, — многие родители пожелали заполучить этого расторопного парня для своих засидевшихся в девках дочерей. Николин важничал, как бойкий петух в курятнике, и выжидал — как говорится, семь раз отмерь. И дождался.

Однажды в церкви, на воскресной утренней мессе, взгляд Николина остановился на прелестной девушке, стоявшей в нескольких шагах от него. Со дня возвращения из Италии Николин ни разу не встречал этой красавицы в Шкодере. Она явно была не из местных, потому что всех красивых шкодранок на выданье Николин хорошо знал: он часто видел их либо на улице, либо в семьях, нанося визиты, либо в церкви, куда ходил помолиться и заодно понаблюдать за девушками, которых прочили ему в жены его родители.

У незнакомки были темные волосы, маленькая головка с профилем, словно выточенным из слоновой кости: при мерцающих свечах личико ее, вдохновленное молитвой, со взглядом, витавшим высоко в небесах, казалось озаренным золотым ореолом.

Николин разглядывал каждую черточку на этом редкой красоты лице, и за несколько минут ее облик, овеянный в атмосфере церкви чем-то божественным, навсегда был высечен в его затрепетавшем сердце.

Когда закончилась месса и все направились к выходу, Николин спросил о девушке, и ему сказали, что это дочь Тэфа Широки, почтового служащего из Тираны. Она приехала к дяде, чтобы вместе с его семьей провести лето в Широке, где они всегда отдыхали. Тэфа Широку господь наделил четырьмя дочерьми, дядю же — ни единой, вот он и приглашал одну из племянниц, свою любимицу, на каникулы в Широку. Ее отцу, мелкому чиновнику, нелегко было содержать четверых дочерей. Той, которую углядел Николин в церкви, было не более восемнадцати лет. Звали ее Терезиной.

Николин решил жениться на красавице Терезине и от своего не отступился, несмотря на все возражения родителей, надеявшихся на лучший брак — Терезина Тэфа Широки не принадлежала к шкодерской знати, как семья Сарачи. В конце концов родители сдались, и Терезина, которой при всей ее юной красоте и при всей невзрачной, старообразной внешности жениха и не снился такой удачный брак, стала его женой.

Женившись, Николин перебрался в Тирану и открыл адвокатскую контору на Дибрской улице. За короткий срок он обзавелся хорошей клиентурой, его будущее создавалось на прочной основе, жена у него была красивой, как того хотела душа. Он был счастлив.

Тем не менее Николину все чего-то недоставало. Он чувствовал, что его энергии хватило бы на более активную деятельность. Он казался сам себе крупной рыбой, попавшей в мелкий водоем. Поэтому излишки своей энергии, не израсходованные на служебном поприще, Николин обратил на молодую Терезину и за четыре года супружеской жизни трижды сделал ее матерью.

Наконец пришел день, когда Николин Сарачи смог проявить и всю свою ловкость адвоката, расходовать свою энергию не только в супружеской постели, но и на работе.