Александр Покровский - В море, на суше и выше...

— Ну режьте же, наконец!

Оказалось, что военной медицине не хватало именно этой команды. Пошла-поехала хирургическая страда, нарушить порядок которой не смогли даже мои неквалифицированные ассистентские действия и бездействия, волнение моря и выход судна в зону ожидания.

Все завершилось, как и хотелось — успешно. Пациент был отправлен в спецотгородку амбулатории с жесткими рекомендациями о полном и длительном покое, а я с фоторужьем наперевес залег в каюте в сладкую дрему, ожидая в любой момент вызова на мостик. Все кассеты заряжены мичманом и распределены по карманам куртки вместе с двумя экземплярами подробных его же указаний, предназначенных для полного профана, то есть — для меня.

Неплохо отоспавшись я заглянул в амбулаторию, где застал врачебный консилиум у постели спящего неестественным сном пациента. Консилиум был немножко навеселе. Предложили и мне отметить успешное окончание операции.

— Моя главная операция еще впереди, — ответил я с героическими нотками в голосе и сглотнул слюну, — нужен верный глаз, твердая рука и холодный ум.

При этом, пронзительно себя жалея, я потряс над головой тяжелым фотобластером, поймав восхищение во взгляде Вениамина. Леонида моя речь и отказ от выпивки удивили до потери голоса. Он просто покрутил пальцем у своего виска и пожал плечами. Следующий тост был за меня, но без меня. Уходя, я услышал, как Леня, обретя уже дар речи, что-то прозлопыхал по поводу охлажденного разума.

— Погоди, — подумал я, поднимаясь на мостик и перебирая варианты возможной мести доктору за оскорбление. Ход жестоких безжалостных мыслей был прерван окликом командира — Пал Иваныча, по кличке «Поляныч». Кликуха эта получилась из смеси звучания имени-отчества с образом круглой полянкообразиой лысины, украшавшей голову этого еще пока молодого морского волка.

— Хорошо, что ты подошел, а то уже вызывать тебя собирался. Глянь-ка, — командир подвинулся, уступая место у ВЦУСА — огромного бинокуляра, установленного на градуированной по курсовым углам турели, — левее, левее.

— Не иначе — она, давайте-ка поближе, — подтвердил я уверенным голосом. Мне никогда ранее в море атомные лодки не встречались, но ошибки быть не могло. В двух милях по правому борту из воды вырастало нечто невообразимо огромное, стремительное. Все, что поднималось над поверхностью было распятнено черно-белыми кляксами, сливающимися с бликами морской поверхности. Буруна за кормой видно не было, но перемещение относительно береговых ориентиров чувствовалось существенное.

Поляныч что-то сказал вахтенному и наша посудина, задрожав от напряжения, рванула наперерез супостатской подлодке. Сыграли боевую тревогу.

— До берега миль пять будет, — сказал командир, — Эй! Штурман! Когда к трехмильной зоне подгребем — доложишь. А ты, давай, щелкай, не зевай, — обратился он уже ко мне.

— Понимаю, что надо поближе, но, боюсь не успеть, — продолжал он. — В терводы входить опасно. Мне строго-настрого запретили ближе семнадцати миль к берегу лезть. Штурман так и ведет по прокладке и журналу, что мы, дескать, миль за двадцать отсель. Там ты, правда, только нас с замполитом заснять сможешь. Хорошо, кстати, что его здесь нет. Появляется обычно в самое неудобное время и вопросы задает. Много вопросов.

Нам повезло, в том числе и с командиром, который удачно выбрал точку ожидания, и мы сблизились с лодкой на достаточное для съемки расстояние. Только-только я отбил первые сорок кадров, как прибежал механик и заорал Полянычу, что машина рассыпается и требуется срочно сбросить ход, иначе он не ручается за дальнейшую возможность самостоятельного передвижения.

— Товарищ командир, входим в терводы, — дуэтом пропели штурман и вахтенный.

— Товарищ командир, слева тридцать — надводная цель, пеленг не меняется, — прозвучал очередной доклад, а вслед ему: — Цель опознана — эсминец тип «Гиринг».

— Тьфу, - сказал Поляныч. — Право на борт! Сматываемся!

Я лихорадочно отстреливал последние кадры на своих трех фотоустановках. Поймав в очередной раз рубку лодки в видоискатель, я увидел человек шесть американцев, размахивающих над головами своими кепочками. Видимо, прощались, заметив наш отходной маневр. Сделав им вслед последнюю полусотню экспозиций, я обнаружил с другого борта быстро приближающийся эсминец, по которому отстрелял заключительные кадры.

— Кто это? — задал вопрос командир, ни к кому и не обращаясь.

— Испанский эсминец, название из двух слов, первое — «Хорхе», — доложил вахтенный, листая справочник бортовых номеров.

— А второе слово?

— Второе невозможно прочитать.

— Что, опять на справочнике селедку кромсали?

— Нет. Тут дырка в бумаге. Прожгли чем-то, может пеплом, а может так просто, прогорело. Мы, когда эту книжку из штаба уперли, то дырок уже хватало.

— Ну-ну. Хорхе, значит. По-нашему — Георгий. Жорик. Кто видел замполита? Сюда его.

Вскоре появился замполит, снаряженный по полной форме.

— Это правильно, что ты, Юра, с противогазом, — сказал ему командир. — Кто знает, что враг-то удумал. Сейчас иди в радиорубку и крути по нижней трансляции «Варяга», «Не плачь, девчонка» и тому подобное, воодушевляющее. И приготовься уничтожать шифры, таблицы всякие кодовые со связистом. Но это — только по команде, после выстрелов и взрывов.

Замполит бодро, но с дрожью в голосе ответил: «Есть!» и попытался бегом начать выполнение задания, но был остановлен Полянычем.

— Только смотри, не перепутай. Готовься уничтожать бумаги с участием связиста, а не его самого. Его не трогать. А то я тут вдруг подумал, что не очень четко тебе задачу поставил. Связист все знает, он инструктаж получил. Ну, давай.

После ухода на негнущихся ногах замполита командир облегченно вздохнул и раздал дальнейшие указания. Весь личный состав был отправлен в низа, а присутствующие на мостике сняли куртки с погонами и приготовились изображать отдыхающих в морском круизе. Хотели было притвориться рыбаками, но обнаружили на карте запрет на рыболовство в этой зоне. Никто толком не знал, как выглядят отдыхающие круизники. Решили убрать с физиономий озабоченность борьбой с империализмом и загорать, имитируя игры в баскетбол и бадминтон. Так и сделали. Спрятав телеобъективы, я продолжал фотолетопись нашего похода.

Приближающийся корабль замигал светом

— Просит показать флаг, — доложил полуобнаженный сигнальщик с теннисной ракеткой.

— Фиг ему, — сказал командир, — набери что-нибудь трехфлажником.

— Набрал.

— Что?

— «Ваш курс ведет к опасности!»

— Молодец. То, что надо. Поднимай. Штурман, мы где?

— Из тервод вышли, товарищ командир. Минут пять — семь, как вышли.