Александр Покровский - В море, на суше и выше...
- Название:В море, на суше и выше...
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:ИНАПРЕСС
- Год:2003
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-87135-141-7
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Покровский - В море, на суше и выше... краткое содержание
Известный писатель Александр Покровский вместе с авторами, пишущими об армии, авиации и флоте с весельем и грустью обещает читателям незабываемые впечатления от чтения этой книги.
Книга посвящается В. В. Конецкому.
В море, на суше и выше... - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Вскоре нагнавший нас эсминец снизил ход и приблизился к нашему правому борту. По громкой связи донеслось несколько коротких фраз, нам помахали рукой с мостика и эсминец лег на обратный курс.
— Что он сказал? — командир обратился на сей раз ко мне.
Признали они нас. «Советико», «камрады» говорили и «водка». Я четко слышал.
— Ага, и я слышал. А еще пару раз что-то, похожее на «трахать» или «траву хавать». А?
— Это у них значит — работа — «трабаха». Работайте, дескать. Не бойтесь.
— Откуда знаешь?
— Разучивал как-то с кубинцами русские пословицы. Они у нас на бригаде стажировались. Ну, там: «Работа не волк...», «Без труда и рыбку.... из пруда...» и все такое. Они выучили, и я запомнил.
Командир от воодушевления помотал над головой кулаком и прокричал — «НО ПАССАРАН!», однако на эсминце его услышать уже не могли. И Слава Богу.
— Наверно они америкосов не сильно любят, — сказал штурман. — Те их послали прикрыть прибытие лодки, а они из кожи вон не лезут. Хорошие ребята.
Мы все дружно согласились, что испанцы ребята хорошие, моряки отличные, а их «Жорик» — прекрасный корабль.
— Ну, — сказал Поляныч, — курс на Гибралтар! И ошибся.
Механик объявил, что машина устала и требуется три дня для профилактики. Еще пара часов ходу и машину уже никто восстановить не сможет. Нечего будет восстанавливать. Поляныч знал давно, что требуется сделать ТО, но было не до того. Всегда мягкий и тактичный механик, заняв жесткую позицию, сильно удивил командира, и он предпочел застопорить ход и отдать якорь.
Надо сказать, что в обычных обстоятельствах командир выбрал бы более удобное место для якорной стоянки. Здесь же и течение было неприятное, и ветер продувной, и, что самое противное, ужасное дно, устланное кусками огромных плит, как говорят — обломками строений древней Атлантиды.
За эти три дня я рассортировал все пленки, сделал на них наклейки с легендами и точными данными хронометров, совмещенных с фоторужьями. Хотел даже заняться проявкой, но вспомнил последнее слово мичмана перед операцией и решил не торопиться. Фотограф уже немного оклемался и требовал встречи со мной для обсуждения результатов съемки. Консилиум же, не приходя в трезвое состояние, решил, что ему необходим полный покой еще на пару суток, что и было достигнуто очередной инъекцией, в чем Леня знал толк, как никто.
В качестве тяглового устройства для выбирания якорной цепи на гидрографе был установлен брашпиль — горизонтально расположенная катушка с электроприводом. Когда-то, очень давно в этот комплект входил и автоматический выключатель, препятствующий излишнему натяжению цепи. Он щелкал всегда не вовремя и очень мешал работе боцманской команды. Кто-то его утащил и жалеть об этом не стали. Сегодня, как и всегда, пожилой мичман — старшина боцманов Василий Степаныч опытным взглядов взвешивал натяг цепи и руководил работой брашпиля, вытягивавшего цепь при съемке с якоря. Трудно теперь объяснить случившееся, но факт остается фактом — цепь лопнула. Корма гидрографа при этом чуть задралась и с плюханьем шлепнулась о воду. Вторым чудом было то, что никого при этом не убило. Мичман бросился в сторону клюза, свесился за борт и застыл, пронзая взглядом толщу воды. Возможно, что он видел дно и наш якорь, зацепившийся за монолитный постамент. Понимая, какое горе испытывает боцман, командир, сдержав собственный гнев, подошел к нему и, тихонько похлопав по плечу, произнес:
— Брось, Вася. Не жди. Не всплывет.
Мичман горько всхлипнул, но продолжал находиться в оцепенении до тех пор, пока его под руки не препроводили в лазарет. Поляныч дал указание отпоить его валерьянкой, но к вечеру от боцмана сильно несло спиртом, и он активно озвучивал версию о мстительных духах Атлантиды, которые, слава Богу, удовлетворились железякой в полтонны в качестве отступного, и только-то.
Еще до прохода Гибралтарского пролива стало известно, что наш эсминец, нас не дождавшийся, был отправлен в зону Суэца для обеспечения чего-то очень ответственного, но не подлежащего разглашению. Нам же с Леней было предложено оставаться пока на месте, перемещаясь вместе с гидрографическим судном в сторону Дарданелл и далее в Главную Базу.
— Ага, — сказал я себе, — а там, небось, зима.
А я без шинели, не говоря уже о Леониде. Ладно, на корабле не пропадем, Поляныч выручит. Это точно.
Вот уже несколько дней боцманская команда и несколько талантов, к ней примкнувших, ваяли деревянный якорь. По судну были собраны всевозможные древесные материалы, ставшие элементами муляжа. К концу творческой экспансии на баке было выставлено два одинаковых черно-битумных изделия. Только очень внимательный и въедливый наблюдатель был способен отличить деревяшку от железяки с расстояния в несколько метров. Необходимость этой работы диктовалась двумя важными причинами. Во-первых, утрата якоря для любого корабля — дело позорное и пакостное, ибо может стать поводом для издевок и острот недоброжелателей. Говорят, что для одного из командиров такой казус стал неодолимой преградой для карьерного роста. Про него говорили: «А! Это тот, что якорь в море посеял». Можно было сказать о нем много хорошего, но помнилось только это. Во-вторых, требования международных регламентов по проходу Черноморских проливов, не допускали отсутствия существенных элементов якорного оборудования на кораблях. Пойманный же на нарушении правил платил штрафы, сравнимые по величине с мечтой любого нормального человека о полном финансовом блаженстве. Муляж, достойный восхищения, был аккуратно и прочно размещен в клюзе и служил предметом тихой гордости боцмана.
Уже через неделю после операции мы с фотографом проявили почти все пленки и сделали пробные отпечатки. Лодка вышла превосходно. Все детали и оборудование четко просматривались на снимках. Были видны лица членов экипажа на рубке и надписи на кепках. Теперь уже я опухал от гордости. Однако, меня настораживало поведение фотографа. Если до операции он придавал нашей работе огромное значение и считал ее чуть ли не важнейшим делом своей жизни, то, лишившись аппендикса, утратил и интерес к фотографии. Теперь главным в его беседах были не ракурс, диафрагма и экспозиция, а чувство единства природы и сознания, почерпнутое им в постоперационном периоде под действием наркоза. Он утверждал, что видел свет, которого нет в этом темном мире. Я попытался осмеять его измышления, но натолкнулся только на скорбь в его всепрощающем взоре. «Извиняю тебя, неразумного», — говорили его глаза.
Допрос, который я учинил Лене и Вениамину успеха не принес. Оба, ссылаясь на усталость и алкогольно-абстинентный синдром, утверждали, что не помнят количество и комбинации болеутоляющих и снотворных средств, введенных пациенту. Дорога в верхний ярус осталась неизвестной.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: