Александр Покровский - В море, на суше и выше...

Тогда командир предложил опознать танк. Покрутившись в боксах и бегло осмотрев около 20 боевых машин, менты смущенно сообщили, что бортовой номер танка в темноте не разглядели, но они сейчас поедут и узнают у экипажа ГАИ особые приметы танка и уж тогда...

Сохранив лицо, стороны расстались, внутренне довольные друг другом.

У бомбардировщика Ту-22 была очень высокая посадочная скорость, поэтому неопытные летчики иногда допускали выкатывание, то есть при посадке самолет одной или несколькими стойками шасси съезжал с бетонки. Из-за высокого удельного давления на грунт стойка мгновенно проваливалась, как в болото, и если истребитель обычно выдергивали, без проблем, то с тяжелыми самолетами приходилось повозиться.

Однажды Ту-22 как-то особенно тяжело засел, причем на ВПП; взлет и посадка невозможны, аэродром, натурально, закрыт, из высоких штабов грозят расстрелом, в общем, обстановка нервозная.

Подрыли под стойкой траншею, подцепили КРАЗ-255. Тянут—потянут, вытянуть не могут. Не хватает массы тягача. Прицепили к первому КРАЗу второй. Потянули. Фюзеляж как-то неприятно потрескивает, стойки шасси ощутимо гнутся, машина качается, но... не едет, подлая! Ну что тут делать? И полосу освобождать надо, и самолет страшно разложить, да еще не дай Бог кто-то из людей под 80-тонную махину подвернется...

И вдруг старший инженер полетов увидел, что по рулежке тащится топливозаправщик, в качестве седельного тягача у него — «Ураган», а пилотирует его какой-то узбек из автороты.

И тут просветленный инженер, невольно уподобляясь отцу Федору, завопил: «Стой, стой, мусульманин!»

Бочку мгновенно отцепили, второй КРАЗ «взяли на галстук», за руль прыгнул кто-то из техников. Мощный «Ураган» взревел двумя дизелями, выбросил клуб дыма, уперся всеми 8 колесами и... порвал пополам первый КРАЗ!

Старший инженер поплелся на Голгофу — докладывать командиру ОБАТО.

Услышав о случившемся, тот схватился за голову:

— Вы что там, охуели совсем, что ли, КРАЗы рвать?!

— Да ладно тебе, чего злишься, КРАЗом больше — КРАЗом меньше, спишешь... не впервой!

— Умный, да?! А что я в акте на списание напишу: «разорван при буксировке»? Да за это в лучшем случае тюрьма, а в худшем — дурдом!!!

Поехал я как-то в командировку в полк Дальней авиации, который располагался неподалеку от Житомира и славился своей летной столовой и трехэтажным домом офицеров, облицованным мрамором.

Представившись командиру, я узнал, что в полку ждут зам главкома и до его отъезда никакие вопросы решать не будут. Ну, что ж, наше дело военное: ждать — значит ждать.

Между тем, к приезду высокого гостя готовились с размахом. Наведение порядка на территории поручили капитану — коменданту гарнизона, которому в случае успеха пообещали майорские погоны. Опьяненный блеском майорских звезд, комендант развил бурную деятельность, чем довел прочих офицеров до состояния тихого бешенства.

И вот, настал решающий день. Измочаленный комендант носился по огромному гарнизону, как волна—частица, стремительно появляясь и исчезая в самых неожиданных местах. Он даже сумел где-то раздобыть 20 комплектов формы военных регулировщиков: черные куртка и штаны из кожзаменителя, белые краги и каска, жезлы, раскрашенные наподобие члена зебры.

По плану, зам главкома с аэродрома должны были везти в знаменитую столовую на обед, поэтому весь комендантский взвод был расставлен вдоль дороги по пути проезда высокого гостя. Комендант занял стратегически важный пост у столовой.

И вот, по рации ему сообщили, что генеральский самолет сел и через 20 минут гости будут на месте. И вдруг, из-за угла столовой выехала телега, влекомая каким-то древним, облезлым животным. На телеге стояла бочка с помоями, за рычагами сидел воин нерусской национальности. Телега направлялась привычной дорогой к гарнизонному свинарнику, то есть навстречу кортежу.

Комендант истошно завопил что-то неразборчивое, но явно нецензурное.

Услышав знакомые слова, воин дернул вожжи, гужевой транспорт от неожиданности подпрыгнул, и телега перевернулась. Содержимое бочки живописно раскинулось на газоне, аккурат перед входом в столовую. Один взгляд на этот натюрморт делал прием пищи в принципе невозможным...

Убрать ЭТО в сжатые сроки нечего было и думать, разве что сжечь напалмом вместе с газоном. И, тем не менее, решение было найдено!

Когда зам главкома подъехал к столовой, он с удивлением увидел стоящую ни к селу, ни к городу, прямо перед газоном шеренгу военных регулировщиков, а на правом фланге по стойке «смирно» с идиотически-уставным выражением лица застыл будущий майор...

В соответствии с честным офицерским жребием мне, тогда еще юному лейтенанту, пришлось заступить на новогоднюю ночь в патруль. А надо сказать, что в гарнизоне была традиция на Новый год приглашать к детям Деда Мороза. В тот год Дедом Морозом выпало быть двухгодичнику с круглой добродушной физиономией, фантастически рыжими волосами и совершенно непьющему. Звали его «Витя-Апельсин».

Так вот, одели Витю в шкуру Деда Мороза, приклеили бороду, дали какую-то подозрительно блядовитую Снегурочку из планшетисток, мешок с подарками и список адресов. Поскольку гарнизон у нас был здоровенный, Дед Мороз на дело поехал на личной «копейке».

И вот, третий час ночи, я уныло брожу по гарнизону с патрульными, завистливо заглядывая в окна... И вдруг, боец мне говорит:

— Товарищ лейтенант, там, в сугробе, по-моему, Дед Мороз лежит... рыжий!

Ну, думаю, солдатюра, зараза, когда успел-то?!

Но нет — точно, в сугробе лежит Дед Мороз и плачет, разливается!

— Витя, ты чего?

— Да-а, тебе, вон, хорошо, ты трезвый! А я в один дом зашел — налили! В другой — налили! И все разное... Потом от меня ребенок под стол спрятался, но это уже в шестой, кажется, квартире... где я елку уронил. Снегурочка, вот у меня нажралась, оставил спать где-то, не помню...

— Вить, а машина где?

— Да бросил я ее, борода, блядь, в руле постоянно путается...

— А валенок почему один?

— А это я упал где-то...

Ну, что ты будешь делать? Отвели мы Витю спать в чудильник (гостиница для двухгодичников), нашли его тачку, даже валенок нашли. По следам!

С тех пор до самого Витиного дембеля достаточно было сказать: «Витя, Дед Мороз!» — и парень, зажимая рот руками, бросался к выходу...

В тот раз полеты закончились поздно — часа в 2 ночи, а следующий день был нелетный, парковый, поэтому я рассчитывал отоспаться.

В сладкий утренний сон неожиданно влез гул мощных моторов и лязг гусениц. Казалось, что на нашей тихой радиолокационной точке началась танковая битва под Прохоровкой. В грохот боя неожиданно вклинился матерный вопль. «В прорыв идут штрафные батальоны», — подумал я и окончательно проснулся.