Эдуард Лимонов - Философия подвига

Пугачёв пошёл на Оренбург. Он не знал, что город не готов к обороне, и промедлил, пошёл наслаждаться гостеприимством «татар» в окрестных населённых пунктах.

Правильно смекнул, что иноверцы больше других готовы выступать против царской власти. Его манифесты распространялись на русском, на арабском, татарском и турецком (тюркском) языках. Он обращался к «мухаметанцам и калмыкам» и обещал им земли и воды, денежное жалованье и соль, «веру и молитву». Тут он всё правильно рассчитал. Мухаметанцев и калмыков, татар, башкир ему удалось воспалить вернее, чем своих. То, что в форпостах казаки поголовно переходили на его сторону (так, в Илецке весь гарнизон, 300 казаков, перешли), легко объясняется тем, что в малочисленных казачьих отрядах на форпостах отдельным несогласным было невозможно идти против общего течения. «К Пугачёву!»

У Оренбурга пугачёвцы простояли, время от времени атакуя город, с сентября по март 1774 года. То есть потеряли, по сути дела, полгода. Для яицких казаков Оренбург был источником всех зол и бед, обрушившихся на Яик, они стремились взять ненавистный город. (Параллельно шла осада и Яицкого городка.)

У Рейнсдорпа в Оренбурге было 3 тысячи человек при 70 орудиях, у Пугачёва 2500 человек при 20 орудиях.

С марта 1774 года Пугачёв начинает терпеть поражения. Потом опять полоса побед.

В июле 1774-го восставшие штурмом овладели Казанью. В Казанском кремле отстреливался гарнизон, и дворяне, и чиновники: горящий Кремль должен был пасть, как тут Пугачёв получил известие о приближении войск Михельсона (опять немец). В боях с Михельсоном Пугачёв был разбит и, потеряв пушки и знамёна, бежал вверх по течению Волги.

После поражения под Казанью казаки говорили Пугачёву: «Время вам итти в Москву принять престол!»

Пугачёв отвечал: «Нет, детушки, нельзя! Потерпите! А когда будет, так и сам без вашего зова пойду. Но я де теперь намерен идти на Дон — меня там некоторые знают и примут с радостью».

21 августа главная армия Пугачёва подошла к Царицыну. 24 августа у Черного Яра армия Пугачёва потерпела жестокое и последнее поражение.

Пугачёв был прекрасным артиллеристом. Придумал устанавливать орудия на сани или лафеты с полозьями, что сделало его армию очень подвижной.

Пугачёв прекрасно владел ружьём, саблей, пикой. На всём скаку пробивал пулей из ружья набитую сеном кольчугу или попадал в шапку, поднятую на пики.

Внешний облик: «Росту два аршина четыре вершка с половиной… волосы на голове тёмно-русые и борода с сединой, от золотухи на левом виску шрам» (это на Добрянском форпосте писа́ли в паспорте). По показаниям Максима Шигаева: Пугачёв был «среднего росту, лицом продолговат, смугл, глаза карие, волосы тёмно-русые, подстрижены по-казацки. Борода чёрная, с сединою, плечист, но в животе тонок».

Вот его последние дни. Придётся дать длинную цитату из книги «Пугачёв и пугачёвцы».

«В 17 верстах от Чёрного Яра с двумя сотнями яицких казаков с женой и сыном (дочери попали в плен) Пугачёв вплавь переправился на степной левый берег Волги. Он не пал духом и предлагал казакам уйти к терским или запорожским казакам, к калмыкам, в Сибирь или за море, «подымать орды» и продолжать борьбу. Казаки наотрез отказывались, заявляя, что в чужие земли не пойдут, и звали на Яик, где оставались их семьи и дома. Среди казаков зрел заговор. Душой заговора являлись Творогов, Чумаков, Железнов, Бурнов. (…)

На двенадцатый день тяжёлого пути достигли Узе-ней. Далеко не все казаки находились «в сговоре», и заговорщики пытались изолировать Пугачёва от верных ему людей. Когда Пугачёв поехал к старикам-бахчевникам за дынями, с ним поехали и все главари заговорщиков. Чумаков заговорил первым: “Что ваше величество? Куда ты думаешь теперь итти?»

А я думаю, — отвечал Пугачёв, — идти по форпостам и, забрав своих людей, двинуться к Гурьеву городку. Там мы перезимуем, и как лёд скроется, то, севши на суда, поедем за Каспийское море и тамо подымем орды, они верно за нас вступятся.

Иван, что задумал, то затевай! — крикнул Федульев Бурнову.

Бурнов схватил Пугачёва за руки.

Что это вы вздумали? На кого руки подымаете? — закричал Пугачёв.

На него набросились, отобрали оружие. Пугачёв вырвался, вскочил на лошадь, понёсся к камышам, но его перехватили и связали. В дороге, когда его на время развязали, он схватил шашку и пистолет (пистоль, наверное), направил его в грудь Федульева, но курок дал осечку. Пугачёва сбили с ног, связали и вместе с женой и сыном посадили в телегу.

14 сентября (1774-го) заговорщики явились на Бударинский форпост и сдали Пугачёва с рук на руки сотнику Харчеву. В ночь на 15 сентября Пугачёва доставили в Яицкий городок, а через день капитан Маврин начал допрос Пугачёва. Оттуда, в специальной железной клетке, под охраной воинских частей с артиллерией, Пугачёва повезли в Симбирск, куда он был доставлен 1 октября.

Через день в Симбирск приехал командовавший войсками, действовавшими против Пугачёва, граф Панин.

“Как же смел ты, вор, назваться государем?” — с яростью спросил Пугачёва его усмиритель.

“Я не ворон, я воронёнок, а ворон-то ещё летает”, — ответил ему Пугачёв».

Панин набросился на Пугачёва, избил его и вырвал клок бороды.

[Отметьте, что через без малого два столетия та же сцена повторится в школе в деревне La Higuera, в Боливии, когда Андрэ Селич, командир отряда рейнджеров, вырвет клок волос из бороды у Че Гевары.]

В ноябре 1774 года Пугачёва привезли в Москву и посадили на цепь в Монетном дворе в Охотном ряду (где-то на месте сегодняшнего здания Государственной думы).

Начались новые допросы. Жаль, что у меня нет под рукой выписок из той редкой книги, которую я держал в руках в тюрьме Лефортово, возможно, я их потерял.

На допросах в Яицком городке и Симбирске Пугачёва подвергали пыткам. Кормили плохо.

31 декабря Пугачёв предстал перед судом, а 9 января был вынесен приговор:

«Учинить смертную казнь, а именно: четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по частям города и наложить на колёса, а после на тех же местах сжечь».

Ну вот, получается, что пугачёвский бунт длился даже не 15 месяцев, всего-то год без трёх дней. С 17 сентября 1773 года до 14 сентября 1774 года.

Попробуем понять, что чувствовал Гриневицкий, лёжа в месиве кареты, глядя на свои оторванные ноги и стонущего Императора рядом. Прозвище у него было Котик.

Кроткий, скромный, очень религиозный юноша-католик Игнатий Гриневицкий. Шляхтич, родился в фольварке Башин (Басин) Бобруйского уезда Минской области.

Был готов отправиться в ад после смерти.

Завещание: «Александр II должен умереть. Дни его сочтены. Это необходимо для дела свободы, так как тем самым значительно пошатнётся то, что хитрые люди зовут правлением — монархическим, неограниченным, а мы — деспотизмом… Мне не придётся участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своей смертью сделаю всё, что должен был сделать, и большего от меня никто, никто на свете требовать не может».