Эдуард Лимонов - Философия подвига

Кунцельман, лидер Коммуны I, побывал в палестинском лагере в Иордании. Чтобы «революционно себя изменить», в палестинские лагеря отправилась ещё одна группа из Германии во главе с Томасом Вайсбеккером.

В Италию ехали ещё и для того, чтобы познакомиться и разжиться деньгами у эксцентричного революционного издателя и миллионера Фельтринелли. У Фельтринелли же были международные связи. В Италии гремели взрывы и стреляли на демонстрациях.

Буквально за день до приезда Баадера и Энслин в Италию, правыми была взорвана мощная бомба на оживлённой Piazza Fontana. На допрос были вызваны несколько анархистов старшего поколения. И Фельтринелли. Он тогда ушёл в подполье, скрылся.

Гудрун с Баадером и с верной Астрид рванули в Рим, потом в Сицилию. Там Баадер произнёс монолог о том Великом, том Опасном, что им предстояло. «Ты попадёшь в тюрьму на целых десять лет и выдержать не сможешь».

Они вернулись в Рим.

10 февраля Энслин позвонила во Франкфурт и узнала, что министр юстиции Гессена отклонил прошение о помиловании, она сказала: «Ну тогда мы должны продолжать». Для начала Андреас и Гудрун стали «Гансом и Гретой».

В марте состоялось нечто вроде переговоров между лидерами различных групп Кунцельманом и фон Раухом, Малером и Баадером, Энслин и Майнхоф. Баадер выступил с претензией на ведущую роль, как поджигатель франкфуртских универмагов.

А между тем «Тупамарос Западного Берлина» (15–20 активистов) давно уже создали нелегальную организацию. После целой серии поджогов и взрывов они приобрели такой опыт, что поджоги универмагов во Франкфурте по сравнению с этим выглядели детской игрой.

Так что Баадер пока вёл борьбу за ведущую роль внутри группы своего адвоката Малера.

3-го апреля (1970-го) Баадер привлёк внимание полиции своей неправильной ездой. 4 апреля адвокат Малер позвонил в полицию и пожелал говорить со своим клиентом господином Баадером.

Этот арест произвёл на группу мобилизующее действие. RAF возникла как герилья «Освободим Баадера».

И освободили. Гудрун и Ульрика ненадолго взяли в дело одного бармена из Республиканского клуба, про которого говорили, что он умеет обращаться с оружием.

Фабула? Якобы Майнхоф работает над книгой «Молодые на обочине». Для работы Ульрике якобы понадобился арестованный Баадер, причём доставить его следовало в Институт социальных вопросов при Университете.

В июне 1970 человек двадцать мужчин из будущей RAF, среди них Малер, Баадер, Энслин и Майнхоф, двумя группами вылетели из Восточного Берлина в Ливан и достигли одного из военных лагерей в Иордании.

Через шесть недель немцам было предложено разоружиться и распрощаться.

Почему? Немцы раздражали арабов своим экзальтированным поведением? Умилением перед арабской борьбой? Вероятно.

Состоялся совершенно нечаевский по духу эпизод. Берлинская полиция разыскивала Питера Хоманна по ошибочному обвинению: будто бы он (с маской на лице) открыл огонь во время освобождения Баадера. В Иордании он отмежевался от группы и потому как дезертир и предатель должен был быть казнён.

Гудрун Энслин в бешенстве требовала от командира, забравшего Хоманна из группы: «He’s an Israeli spy. Shoot him!»

На плакатах, извещавших о розыске преступников, освободивших Баадера, фигурировала в основном Ульрика Майнхоф. Вместо колеблющейся сообщницы появилась нечеловеческих размеров террористка, организатор и вдохновитель всего дела, а вместо фактически группы Баадер — Энслин, зловещая «Банда Баадера — Майнхоф».

Впрочем первое, шокирующее заявление группы — это Майнхоф. В микрофон: «Тип в униформе — свинья, это не человек, и в этом смысле мы с ним и разобрались. Это значит, что нам не о чем с ним говорить, и это неправильно — говорить с такими людьми вообще. И конечно же можно стрелять».

Гудрун не только Гретхен Баадера и не только его Бонни (вспомним пару «Бонни энд Клайд»), это важно, и очень, но и автор таких бросаемых афоризмов:

«24 часа в сутки постигать ненависть».

Или:

«Кто знает, кому из нас суждено пережить этот год».

И это Гудрун, а не Ульрика «изобрела» Андреаса Баадера:

«Противник, абсолютный враг, враг государства; коллективное сознание, мораль униженных и оскорблённых, пролетариат метрополий — это он, Андреас. Отсюда: ненависть буржуазии, прессы, буржуазных левых концентрируется на нём… на Андраесе, через то, чем он является, мы могли себя обозначить, потому что прежним (…) он больше не был, а был новым: иным, сильным, непримиримым, решительным…»

«Революционные ячейки» внутри себя именовались «семьями», что звучало мафиозно, да таковым и являлось. W + M — вот их формула, в отличие от чисто мужских воинских братств. В структуре RAF уже просматривается современная борьба женщин против мужчин. «Тётки» Гудрун и Ульрика стояли в RAF часто выше «типов» — мужчин.

После высылки из иорданского лагеря палестинцев (вскоре зверски уничтоженного иорданской армией во время «чёрного сентября») они возвратились в Берлин.

Программный текст «Строить Красную Армию!» написали две «тётки» — Энслин и Майнхоф. Это письмо в дружественную газету «883».

«Товарищи из “883” — нет смысла пытаться объяснять истину пустым людям… незачем нам разъяснять освобождение Баадера всяким интеллектуальным трепачам, засирателям штанов, “всезнайкам”; разъяснять надо потенциально революционной части народа. Это значит тем, кто сразу способен постичь поступок, потому что сами они — заключённые».

«Не рассиживайтесь дома на обоссаной софе, подсчитывая свои гроши, как торгашеские душонки в мелкую клетку. Постройте настоящий аппарат распределения, пускай засранцы лежат мордой вниз, пожиратели красной капусты, социальные работники… весь этот хлам».

«Развяжем классовую борьбу. Организуем пролетариат. Начнём вооружённую борьбу. ПОСТРОИМ КРАСНУЮ АРМИЮ!»

Перечислим далее основные подвиги RAF:

В Иордании они продержались шесть недель. Всего-то.

27 августа 1970 г. Баадер ограбил крупный универмаг.

22 сентября было осуществлено нападение на три банка тремя группами RAF.

В октябре 1970 года адвокат Малер попал в полицейскую ловушку. Его со свитой переловили на одной и той же квартире одного за другим. Руководство RAF перешло к Баадеру.

Вот как он выглядел в то время:

«Так и сидел он ночи напролёт, говорил беспрерывно обо всём на свете, от Адама и Евы до Иосифа Сталина. В уголках его рта стояли капли слюны. Не прерывая речи, он почти постоянно трепал свои волосы, дёргал себя справа и слева. За обесцвеченные пряди, пока у него надо лбом не вставали маленькие светлые рожки…»

От постоянного курения, огромных доз кофе и «speed» выглядел он измотанным.