Эмили Гиффин - Все, что мы хотели

Я выбрал бег. Поднялся и взял конверт. Запихивая его в карман, почувствовал, что внутри банкноты. Много банкнот.

На лице Кирка появилось выражение ощутимого облегчения.

– Я очень рад, что мы сумели договориться, Том, – сказал он. – Это очень, очень конструктивно.

– Да, – ответил я. – Очень.

– И если бы вы только сказали Уолту, что мы обо всём договорились, и… – Его голос резко снизился, и я понял, что даже он не настолько нагл, чтобы произнести вслух слова «я от вас откупился».

Я совершил ложный замах [14] Баскетбольный термин, обозначающий приём, когда игрок делает вид, будто собирается бросать, с целью ввести соперника в заблуждение. . Я кивнул, улыбнулся и позволил ему жизнерадостно проводить меня до двери.

Кирк вернулся домой из аэропорта лишь за тридцать минут до встречи с отцом Лилы. Пока он, двигаясь от шкафа к ванной и обратно, распаковывал сумку на колёсиках, я пыталась вывести его на разговор. Я спросила, что он собирается сказать Томасу Вольпу и точно ли хочет, чтобы я не участвовала в разговоре. К постыдному моему облегчению, он сказал, что абсолютно в этом уверен и что не хочет обсуждать детали.

– Не хочу ничего репетировать заранее, – сказал он. – Получится неестественно.

Я кивнула, не купившись на это, но тем не менее порадовавшись.

Несколько минут спустя я, чуть волнуясь, покинула дом. Я старалась переключиться на другие мысли, но думала по большей части о муже и о том, что те самые качества, которые я любила в нём больше всего, теперь меня расстраивали. Он должен быть прав. Он должен быть главным. Но со мной он всегда был другим. Я могла убедить его, когда не мог никто другой. Во всяком случае, мы всегда были равноправными партнёрами.

Я вспомнила неприятный эпизод из детства Финча, когда они с одним мальчиком окунули в синюю краску уши соседского кокер-спаниеля. Финч отрицал свою вину, хотя доказательства были неопровержимыми, включая синюю краску на подошвах его маленьких «найков». Мы с Кирком долго спорили, как быть. Он хотел с помощью грубой силы добиться признания, но я убедила его дать мне поговорить с сыном. Мы втроём уселись за кухонный стол, и я сказала Финчу о том, что мы всегда будем его любить, чего бы он ни совершил, и о том, как важно говорить правду.

– Это я сделал, мамочка! – разрыдавшись, наконец признался Финч. – Мне так стыдно!

Я до сих пор помню, как Кирк посмотрел на меня, как мы в ту ночь занимались любовью и он сказал мне, что выбрал для нашего сына самую лучшую маму на свете.

Он уже давно на меня так не смотрел.

Примерно через час, за который я успела сделать кое-какие дела, позвонил Кирк и спросил, не хочу ли я сходить с ним пообедать.

– О господи. Всё настолько плохо? – спросила я, думая, что у Кирка никогда не находилось времени на обеды, разве только деловые.

– Нет. Всё совсем неплохо. Даже можно сказать, отлично. – Его голос был заметно бодрее.

– Правда?

– Да. Мы отлично поговорили. Он мне понравился.

– А… ты ему?

– Конечно, – рассмеявшись, ответил Кирк. – Кому я не понравлюсь?

Не ответив на его вопрос, я потребовала подробностей разговора.

– Я обо всём расскажу тебе за обедом. Увидимся в клубе? – он имел в виду загородный клуб Белль-Мида, в котором состояла вся семья Кирка.

– А можно куда-нибудь в другое место? – Я вспомнила, как впервые попала в этот клуб, когда только начала встречаться с Кирком. Мне было там неуютно – угодливые официанты в тугих белых пиджаках, парадные залы, битком набитые восточными коврами и антикварной мебелью, и самое главное – лишь лилейно-белоснежные участники. Вплоть до 2012 года в клубе не числилось ни одного чернокожего, тогда как персонал преимущественно состоял из цветных. Справедливости ради нужно заметить, что, как мне рассказал Кирк, нескольких афроамериканцев пригласили туда вступить, но они попросту отклонили приглашение. И я их не осуждаю.

Но понемногу моё сопротивление перед роскошью было сломлено. Я стала меньше внимания обращать на эксклюзивность и больше – на красоту, безмятежность и уют этого мира. Редко выдавалась неделя, когда бы я не проводила там несколько часов, играя в теннис, общаясь с Финчем и Кирком или выпивая с друзьями на веранде, откуда открывался вид на поле для гольфа.

– Ты что-то имеешь против клуба? – спросил Кирк, точно прочитав мои мысли.

– Вовсе нет, – ответила я. – Просто не в настроении ни с кем общаться. С учётом всего…

– Хорошо. – Он уступил быстрее, чем я ожидала. – Тогда я звоню в «Этч»? Или в «Хаск»?

В этих ресторанах тоже высока была вероятность наткнуться на кого-нибудь знакомого, но мне не хотелось совсем уж вредничать. «Хаск» мне нравился. Это был, наверное, мой любимый ресторан в городе. Так что я предложила Кирку пойти туда.

– Отлично, – сказал он, – до встречи.

Двадцать минут спустя мы с Кирком сидели за уютным столиком на первом этаже элегантно обставленного ресторана, расположенного в особняке девятнадцатого века на Рутледж-Хилл. Он всё ещё не рассказал мне о разговоре, продолжая интриговать и настояв, что сначала нужно выпить бокал вина. Я была взволнована и вместе с тем полна надежд, пока мы болтали со знакомой официанткой, а потом заказывали вино, бургер для Кирка и ризотто с креветками для меня.

Когда официантка ушла, я сказала:

– Ладно. Ну теперь-то ты можешь мне рассказать, Кирк?

Он кивнул, набрал в грудь побольше воздуха.

– Ну вот. Он пришёл вскоре после того, как ушла ты… мы пошли в мой кабинет и немного поболтали… потом перешли к делу. Сначала он немного нервничал, но потом я всё ему объяснил…

– Что именно?

– Что именно… Я сказал ему, что Финчу очень жаль. Что очень жаль нам всем.

– И что он сказал?

– Не особенно много. Он вообще очень молчалив. Но мне показалось, он согласен всё уладить тет-а-тет…

– Да ну? – Сказать, что я была удивлена, значило ничего не сказать.

– Ага.

– Значит, он не хочет, чтобы дело дошло до Почётного совета?

– Верно, – ответил Кирк. Официантка принесла две булочки, Кирк взял одну и принялся с надменным видом намазывать маслом.

– Но… как? Почему? – спросила я. – Он просто согласился, и всё?

– Ну, скажем так, я его немного… мотивировал…

Я посмотрела на Кирка, и у меня упало сердце.

– Каким образом?

– Финансово. – Он пожал плечами.

– Что?

– Что значит «что»? Дал ему немного денег. – На его лице не дрогнул ни один мускул. – Всего и делов.

– О господи! И сколько ты ему дал? – спросила я.

Он снова пожал плечами и пробормотал:

– Пятнадцать тысяч долларов.

Я покачала головой. У меня вырвался стон:

– Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты пошутил.