Эмили Гиффин - Все, что мы хотели

– Мне так жаль, что всё это происходит. – Она смотрит на папу, потом переводит взгляд на меня.

– Всё хорошо, – говорю я, уверенная, что папа сейчас скажет – ничего хорошего. Но он отвечает лишь:

– Спасибо вам, Нина.

– Да, – говорю я, – спасибо.

Миссис Браунинг глубоко вздыхает, потом обращается ко мне:

– Можно вопрос, Лила?

Я киваю, неотрывно глядя на неё.

– Как ты думаешь, кто сделал эту фотографию? Финч? Или Полли?

Я молчу – не потому, что сомневаюсь в ответе, а потому, что чувствую: она или папа спросят, почему я так думаю, а мне очень трудно облечь свои мысли в слова.

– Ну же, Лила, расскажи нам, – просит папа.

– Я думаю, это Полли, – выдыхаю я. – И это слово на нашем крыльце тоже написала она. Я думаю, это всё из ревности… она же знала, что теряет Финча. И вот теперь она его потеряла. Навсегда.

Мои щёки горят при воспоминании о том, чем мы с Финчем занимались в подвале. Я знаю, у Полли есть очень веская причина ревновать. Мне стыдно смотреть на папу и страшно, что он обо всём догадается.

– Но разве они уже расстались, когда вы устроили вечеринку? – У миссис Браунинг такой сконфуженный и взволнованный вид. – Когда было сделано фото?

– Ну, официально – нет. – Я пожимаю плечами, признавая про себя, что, пожалуй, в рассказе Финча в самом деле есть несостыковки. Но потом вспоминаю, как он смотрел на меня в кухне Бью, и всё снова обретает смысл.

Папа и миссис Браунинг ждут, когда я скажу что-нибудь ещё, но я молчу, и они смотрят друг на друга. Как будто разговаривают глазами. Не так, как мы с Финчем, а как два человека, увязшие в одном дерьме и решившие держаться вместе. Я потихоньку встаю и выскальзываю из комнаты, и облегчение оттого, что никто из них не пытается меня остановить, безмерно.

И вот я наконец снова одна. Я закрываю дверь, беру телефон и забираюсь в кровать. Всё, чего мне хочется – поговорить с Финчем. Я уверена, у него есть хорошие новости, и пройдёт всего несколько часов, прежде чем его репутация будет восстановлена. Ещё один шаг, и мы будем вместе – если мы ещё не вместе.

Но я вижу, что Финч не звонил и не писал мне. Зато пришло сообщение от Полли. У меня сжимается сердце. Меньше всего мне сейчас хочется читать новые гадости. Но нельзя же просто взять и оставить без внимания послание от врага. Поэтому открываю и читаю.

Дорогая Лила,

Мне так стыдно, что я назвала тебя шлюхой. Это было очень мерзко, и на самом деле я так не считаю. Мне просто было очень плохо, и я не понимала, что говорю. Но я НЕ делала эту фотографию. Её сделали Финч и Бью. У меня есть доказательства. И ещё кое-что важное, что я хочу тебе показать. Позвонишь мне? Прошу тебя, Лила. Я в отчаянии, мне очень страшно, я тебя умоляю.

От всего разбитого сердца, Полли.

Дочитав, я говорю себе, что она замыслила очередную мерзость. Прикрывает свою задницу, хочет всё свалить на Финча, исходит ядом от злости и ревности. Ненавидит меня. Я говорю себе: надо удалить сообщение и стереть из памяти до последнего слова.

Но я не могу. Потому что в глубине души мне тоже очень страшно.

День ползёт медленно. Я перечитываю письмо снова и снова, и с каждым разом мне всё страшнее. Ещё хуже мне оттого, что Финч не звонит и не пишет. В конце концов я засыпаю, выставив звонок на полную громкость просто на всякий случай.

Где-то в шесть часов просыпаюсь и вижу новое сообщение от Полли. На этот раз фото. Собравшись с силами, жму на него, жду, пока загрузится, чувствуя – ничего хорошего там нет.

Но то, что я вижу, ужаснее, гораздо ужаснее, чем я могла себе представить.

Это ещё одна фотография меня на кровати Бью. Моё лицо крупным планом и полутвёрдый член, который лежит на моей переносице, почти касаясь губ. Сначала мне кажется, это фотошоп – настолько ужасное, мерзкое, отвратительное фото. Несколько секунд спустя я понимаю – оно настоящее. Моего лица в самом деле касается член. Я не уверена, чей, но мне кажется, я его узнаю, как и руку, в которой он зажат.

Сердце бешено колотится. Приходит новое сообщение:

Пожалуйста, пожалуйста, позвони мне!

И я звоню.

Полли говорит только «привет», но по голосу я понимаю, что она плакала, и очень долго.

– Где ты это взяла? – Мне слишком страшно, чтобы расплакаться самой. – Это Финч прислал?

– Нет. Перекинула с его телефона. Они не знают, что оно у меня, – бормочет она сбивчиво.

– Они? – спрашиваю я, хотя прекрасно знаю, кто его сообщник.

– Финч и Бью. Я нашла ещё много фото, где они с девушками, – говорит она. – Со мной тоже.

– С тобой? – Я в шоке.

– Да. И видео… где мы занимаемся сексом, – мямлит она. – Он говорил мне, что удалил их, но они все у него в телефоне…

– О господи, Полли! – кричу я, окончательно потеряв над собой контроль. – Ты должна сообщить об этом! Мы обе сообщим.

– Нет, – говорит она. – Я не могу. Родители меня убьют.

– Но мы не можем этого так оставить! Не можем!

– Уже слишком поздно.

– Почему поздно, ты чего? Почётный совет завтра. Совсем не поздно!

– Я не могу… пусть лучше у меня будут проблемы из-за этого, чем мои родители увидят…

– Брось! – кричу я. – Ты не сделала ничего плохого! У тебя просто был секс с тем, кто тебе нравится!

– Ты не знаешь моих родителей, – говорит она, и её голос почему-то звучит как будто издалека. – Я больше не могу с этим жить… я просто хочу исчезнуть… навсегда.

– Не надо, подожди! Полли! – но она уже не слышит моих криков.

Мысли сменяют друг друга с бешеной скоростью. Я пытаюсь понять, что мне делать, и слышу, как папа зовёт обедать. Я так хочу его видеть – лишь бы не оставаться одной – что пулей бегу к столу.

– Вуаля. Спагетти с мидиями, – говорит он. – Сделаем вид, что они не из банки, а брокколи – не из упаковки!

Я с трудом натягиваю улыбку, но он, конечно, видит, что она фальшивая, и спрашивает:

– Всё очень плохо?

– Да, пап. – Меня трясёт. – Да. Очень.

– Поговори со мной, – просит он. Над тарелками с пастой поднимается пар.

Я хочу всё рассказать ему. Я очень хочу. Я набираю в грудь побольше воздуха и пытаюсь ему рассказать. Но не могу. Только не об этом. Мне вновь очень сильно хочется, чтобы мама была рядом. Может быть, не моя мама. Просто нормальная мать.

– Лила? Что случилось?

Я качаю головой и говорю правду. Что я очень его люблю и что он чудесный отец, но такое я не могу с ним обсуждать.

– Прости, пап.

Я жду, что он расстроится, может, даже разозлится, но он вдруг достаёт из кармана бумажку и придвигает ко мне.

– Вот, – говорит он.

Я смотрю на бумажку и вижу полное имя Нины Браунинг, выведенное мелким, аккуратным почерком. Под ним написан номер телефона.

– Она дала его мне, чтобы я передал тебе.

– Зачем? – Я беру бумажку и, к своему изумлению, понимаю – ни на что на свете я не променяла бы её.