Марат Валеев - Лекарство для тещи

— Вы имеете в виду мясное? Нет, этого ничего не будет. Видите ли, мы вегетарианцы.

— Ну, подвезло мне с соседом! А выпить что у тебя будет, ты, травоядное!

— Шампанское, пиво. Но все безалкагольное.

— Тьфу ты! А покрепче что-нибудь? Чтобы по жилам заструилось, петь-плясать захотелось, соседку там под столом за коленку помацать, потом по морде кому-нибудь, чтоб от души!

— Извините, но мы трезвенники.

— Та-а-ак! Слушай, Антошка, в рот тебе горошку! А как ты в наш-то дом попал?

— Да вот из-за таких же соседей, как вы, господин Колян, поменялся. Теперь вижу, что ошибся. Про вас мне почему-то никто не говорил.

— Ну да, я же сидел. Откинулся вот перед самым новым годом.

— А за что вас посадили?

— Да так, морду одному набил… Знаешь что, Антошка, нос лукошком, если тебе сегодня будут звонить в дверь после двенадцати, стучать там сильно, орать, что из милиции или налоговой инспекции, или что пожар начался, ни за что не открывай, понял?

— Что-то шея болит, — сказала жена Василия Яськова Люся. — Продуло, наверное. Схожу в поликлинику, проверюсь.

Из больницы она пришла с диагнозом «шейный остеохондроз».

— Хотели положить, — пожаловалась вечером вернувшемся с работы мужу Люся. — Но я отказалась, сам же знаешь, мне отчет на работе надо готовить. Лягу, подведу шефа…

— Не ложись, не подводи шефа, — согласился Яськов. — Но лечиться-то надо.

— Ну, так я и буду, — сказала Люся. — Мне назначили физиопроцедуры. И еще пять уколов.

— Пять — это еще ничего, — поежился Яськов, ненавидящий уколы.

— Конечно, совсем ничего, — подтвердила Люся. — Один я уже сегодня же и сделала. Там же, в процедурной поликлиники. Осталось всего четыре. И сделаешь их мне ты.

— Что я сделаю? — с недоумением спросил Яськов. — Повтори, пожалуйста, что я должен тебе сделать?

— Это не страшно, милый, ты не бойся, — убежденно заявила Люся. — По большому счету, это я должна бояться. Но я не боюсь. Ты ведь все сделаешь как надо, да, милый?

— Какие уколы? — возопил Яськов. — Ты что, с ума сошла? Как это я тебя буду колоть? Я тебя вообще хоть пальцем тронул, сколько мы живем. Я тебя порой обнять-то боюсь как следует, вон ты у меня какая хрупенькая. А тут — колоть тебя иглой. Да не в жисть! И вообще, почему это я тебя должен колоть? Иди вон опять в процедурную. Им за это, между прочим, зарплату платят.

— Да мне двадцать минут только туда добираться надо, потом с полчаса ждать своей очереди — знаешь, сколько там народу? — запальчиво сказала Люся. — А потом еще на работу выбираться оттуда. Это я минимум час-полтора потеряю. А у нас сейчас каждая минута дорога, сам же знаешь.

— Ничего я не знаю! — не сдавался Василий. — Это же надо придумать такое…

— Неблагодарный! — вспылила Люся. — А кто тебя колол, когда тебя радикулит прихватил, а?

— Так ты же сама говорила, что вас в институте этому учили, как медсестер запаса. А нас в университете учили только строем ходить, деревянные гранаты кидать да автомат разбирать-собирать.

— Но это же просто, как… как чихнуть! — продолжала настаивать на своем Люся. — Вот где у нас Прошкин резиновый мячик? Проша, Проша!

Откуда-то из-под стола выскочил семейный любимец Яськовых — полупородистый щенок Проша, уже с детства выдающий себя за немецкую овчарку. Хотя даже невооруженным глазом было видно, что в свое время кто-то из его родни по женской линии легкомысленно закрутил роман с одним (а может, и не одним) из дворовых «джентльменов», и это проявилось на Прошиной внешности: при овчарочьем экстерьере хвост он мог жизнерадостно закручивать в кольцо, да и ушки у него не торчали острыми клинышками, как полагается любой уважающей себя овчарке, а были полуопущенными. И еще его компрометировало белое продолговатое пятно на брюшке. Но Проша ничуть не комплексовал по этому поводу. Вот и сейчас он радостно рычал сквозь зубы, в которых была зажата его любимая и потому неоднократно прокушенная им игрушка — резиновый мячик.

— Проша, дай мне его на минуту, а? — попросила Люся и довольно бесцеремонно вытянула из пасти щенка мяч. — Вот смотри, как это делается, Васенька.

Она взяла фломастер и нарисовала на поверхности мячика крест. Потом распаковала одноразовый шприц и прикрепила иглу.

— Да выключи ты этот дурацкий телевизор, и смотри сюда…

— Ничего я не буду выключать, — пробурчал Василий, боязливо косясь на зловеще поблескивающую иглу. — Черт, какая длинная! Подожди, а почему бы нам «скорую» не вызвать, а? Пусть приедут и уколют тебя.

— Да ну что мы по таким пустякам людей будем отрывать от важных дел. Может, в это время где-то кому-то по-настоящему плохо, а «скорая», вместо того чтобы его спасать, по какому-то пустяку поедет к нам. Тебе не совестно, а? И потом, этот опыт всегда может пригодиться в жизни, согласись.

— Нет, не совестно. И не соглашусь. Мне… страшно, — честно признался Василий.

— Ну что ты за мужик, а? — пожурила его Люся. — Что же тут страшного? Вот смотри: я разделила мячик на четыре части. Так же и ты мысленно разделишь… это… ну, одну мою половинку на четыре части. И колоть будешь в верхнюю четвертушку, которая ближе к краю.

— Мысленно… Как это мысленно? А если я промажу и уколю не в ту четвертушку? — обреченно спросил Яськов. — Можно, я хотя бы так же расчерчу и твою попку?

— Ладно, можно, — чуть подумав, согласилась Люся. — Теперь смотри сюда. Берешь шприц и вот, так легким шлепком, вгоняешь иглу в тело, до упора.

Люся протерла ваткой резиновую поверхность мячика, легко и быстро взмахнула кистью руки и игла шприца, тускло сверкнув, юркнула в глубину мяча.

— Вот, а теперь я осторожно и медленно выдавливаю лекарство… Все! Быстрым движением извлекаем иглу и тут же обрабатываем ранку спиртовым тампоном. Понял? А ну, повтори!

Только с седьмого или восьмого раза у Яськова стало получаться так, как показывала Люся.

— Молодец! Я же говорю, что у тебя все получится, — поощрительно чмокнула она Василия в щеку. — Ну, иди тщательно мой руки, а я пока приготовлю шприц. Ну что ты тявкаешь, Проша? Вот он, твой мячик, на, терзай его дальше.

Щенок, радостно виляя хвостиком, подхватил израненный мяч и умчался с ним куда-то в глубь квартиры.

— Ну, я готов!

В комнату вошел Василий, торжественно неся перед собой, как это обычно делают хирурги перед операцией, тщательно вымытые руки.

Люся прыснула:

— Может, тебе еще марлевую повязку дать?

— Давай ложись, некогда мне тут с тобой, — сурово сказал Василий.

— Ладно, — посерьезнев, ответила Люся. — Ложусь. Шприц, ватка — все на столе. Вооружайся, «эскулап»! Не забыл, как надо делать?

На Люсе был легкий халатик, а под ним, как оказалось, ничего — сразу после укола Люся собиралась лечь спать. Она скинула этот халатик и улеглась на диван лицом вниз. Василий глянул на ее узкую спину, на веером рассыпавшиеся по подушке, по спине светло-русые волосы, на соблазнительно светящуюся кругленькую упругую попку и слегка раздвинутые прямые ножки с узкими щиколотками и ступнями и трогательными ямочками под коленками, и как-то нехорошо засопел. Борясь с внезапно охватившим его желанием, он хрипло прокашлялся, помотал головой и решительно взял в руку фломастер.