Остин Сигмунд-Брока - Навеки не твоя

Дженна Чоу, она же моя Линда Ломан, приглаживает волосы, явно не замечая, что у нее только с одной стороны приклеены ресницы.

– Дженна, – прошипела я, и она посмотрела на меня. – Проверь свои глаза. Там кое-чего не хватает.

– Обожемой, – ахает она и шарит в поисках косметички.

Я вылетаю из комнаты и ныряю в гримерку дальше по коридору. Тут полнейший бардак. Так как все остальные сцены уже сыграны, актеры из них начали прикладываться к напиткам, которые во флягах тайком протащили некоторые ребята, и все они одеты в безумное разнообразие наполовину снятых костюмов и со сценическим гримом. Я быстро нахожу глазами Кейси Марковитц в углу – она бормочет себе под нос, репетируя свои реплики.

– Кейси, держи. – Я передаю галстук ей. Она в костюме, волосы спрятаны под шляпой. Она хватает галстук, не прерывая реплику. – Тебе помочь его надеть? – спрашиваю я, произнеся слоги так быстро, что они слиплись в одно слово.

– Не-а. – Она легким жестом набрасывает его на шею и завязывает идеальный узел.

У меня нет времени удивляться, так как до моего плеча дотронулся помощник по реквизиту.

– Портфель для сцены, – говорит он, запыхавшись. Это невысокий Эндрю Мета, десятиклассник.

Я жду, пока он доведет мысль до конца.

– И что? – выпаливаю я, когда понимаю, что он не собирается продолжать.

– Его нет на реквизитном столе.

Я вздыхаю. «Конечно, нет».

– Проверь в мужской раздевалке. Тайлер его вечно забывает положить на место.

Эндрю убегает, а я вижу Оуэна у двери. Он нервно теребит воротничок, что меня смешит.

– Нужна помощь? – дразню я ласково, вставая рядом и протягивая пальцы к галстуку, который он умудрился запутать во что-то совсем не похожее на галстучный узел.

Он избегает моего взгляда.

– Э-э, спасибо. – Он поправляет манжеты, будто едва может устоять на месте, пока я налаживаю дело с галстуком.

– Ты отлично выступишь, – уверяю я его, узнавая типичные проявления сценической паники. Я начинаю завязывать узел и вижу, что теперь Оуэн смотрит на меня сверху – кажется, я раньше не обращала внимание на то, что он ростом больше ста восьмидесяти сантиметров, намного выше меня – с отвлеченной, совсем не убедительной улыбкой на лице.

– Мы отлично выступим, вся труппа. Ты невероятно хорошо поработала над этой сценой.

Я чувствую, как по телу разливается тепло, но сосредотачиваюсь на том, чтобы расправить кончики галстука.

– Кстати, а ты видел Уилла?

Он снова отводит глаза.

– Он сказал, что может чуть опоздать.

– Что? – Я замираю с руками на галстуке. Уилл мне не сказал, что опоздает. И снова я слышу в голове зловредный голосок, убеждающей меня быть спокойной девушкой, но теперь все-таки речь не о поездке в пиццерию. – Это же итоговое представление. Это типа важно…

Оуэн протягивает руку к воротнику и кладет ее поверх моей. Он нежно стискивает мои пальцы. На его запястье знакомые пятнышки синих чернил, и хоть он и в костюме, я знаю, что его блокнот и ручка неподалеку. Эта мысль почему-то меня успокаивает. Когда я поднимаю глаза, он уже смотрит на меня.

– Он знает. Не беспокойся о нем, – говорит он деликатно. – Выступление пройдет идеально.

Его рука все еще накрывает мою, и мне стоит отнять ее, но мне сложно вспомнить, почему мне нравится Уилл, а не Оуэн. Я потираю пятнышко на его запястье.

– Тебя что, не научили пользоваться ручкой?

Он моргает, а потом находит глазами синее пятнышко, которое я безуспешно пытаюсь оттереть.

– Я слишком сильно нажимаю на них, – говорит он шепотом. Он не убирает свою руку. – Если хочешь, я пойду его отмою.

– Нет, мне оно нравится, – говорю я, но не перестаю водить большим пальцем по его запястью. Откуда-то издалека через стену доносится всплеск аплодисментов предыдущей сцене. Я опускаю руку. – Это наш сигнал.

Глаза Оуэна вспыхивают, будто он только что вспомнил, где находится.

– Точно.

Я тороплю его к правой лестнице к сцене, потом оглядываю комнату в поисках других актеров труппы на случай, если они замешкались. Никого нет, и я сама пробираюсь за кулисы, замечая, что теперь кончики моих пальцев подкрашены голубым. Я улыбаюсь, несмотря на то, что грудь сжимает смесь радостного возбуждения и нервозности, которая предшествует каждому представлению.

Мои актеры выстроились за кулисами, и я смотрю на них, на Тайлера с портфелем. Выглядывая из-за кулис, я смотрю в зал. Но софиты горят, и я только могу различить первые ряды. Я всматриваюсь в лица новичков из театрального кружка, гордых бабушек и дедушек и нескольких учителей.

Но я нигде не вижу Уилла.

Борясь с разочарованием, я снова фокусируюсь на сцене.

– Назови имя Вилли Ломана, посмотри, что будет!.. Вилли Ломан – известная личность! – провозглашает Тайлер с отчаянной, показной смелостью.

– Ладно, пап, – миролюбиво отвечает Оуэн.

Кто-то чихает в одном из первых рядов, и я резко поворачиваю голову на звук и вижу в зале сгорающего со стыда аллергика-девятиклассника, сидящего рядом с… Роуз ?

Она сидит одна, Эрин не видать, и она выглядит возмутительно хорошо для женщины на восьмом месяце беременности. Волосы ее собраны в аккуратный пучок, и она надела те длинные серьги, которые никогда не надевает с Эрин, и платье с длинным рукавом, которое подчеркивает, как мало веса она набрала.

Папа в Нью-Йорке, по делам, связанным с домом. Наверное, Роуз пришлось привезти Эрин к тете Шарлотте, и она приехала сама – не папа ее привез. Я хочу испытывать благодарность – с ее стороны было мило уже то, что она разузнала о времени выступления, не говоря уже о том, что она пришла. И все же вместо этого я чувствую вину, даже более горькую.

Если бы не развод, в первом ряду сидела бы моя мама. Именно она нас с папой вытягивала на представления в ТИЮО, и она иногда даже приводила меня на выступления в Стиллмонтской старшей школе, когда я была маленькой. Ей бы тут понравилось. Неким образом то, что Роуз пришла сегодня, воспринимается, как будто она посягает на роль моей мамы и вторгается в мои отношения с ней даже в большей степени, чем то, что Роуз живет со мной под одной крышей.

– А ты на нее не кричи, слышишь? – разгневанный голос Оуэна притягивает мое внимание обратно к сцене. Теперь благодаря моей расстановке актеров по сцене и тому, как Оуэн расправил плечи, он даже выглядит выше Тайлера. Он внес в финальные строчки такой накал, которого не было на репетициях, так что я впечатлена.

Тайлер обмякает, словно побитый, и упавшим голосом произносит финальную реплику Вилли:

– Передай привет Биллу Оливеру; может, он меня помнит.

Некоторые зрители украдкой вытирают глаза под тяжелое молчание, которое повисает после его слов.

И вот включается свет, а зал аплодирует моим актерам, которые вышли на поклон. Чувствуя волну удовлетворения от идеального выступления, я собираюсь уходить, но вдруг вижу, как Тайлер жестами зовет меня на сцену со своей дурацкой ухмылкой, которая сияет на его лице каждый раз, когда он оказывается перед обожающей аудиторией.