Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Ну, и тут он принялся объяснять то, что я, честно признаться, к этому времени мог бы изложить ему уже не хуже, чем он — мне: новая эра прежде всего означает новые отношения между народами. Старые обиды исчезли навсегда. Теперь у нас общая судьба, общие надежды. И правда одна на всех. Мы уже не раз доказали миру, что на свете нет ничего крепче, чем дружба народов-братьев. И докажем еще не раз — и в труде, и, если придется, в бою…

Говорил он очень долго, я уже и не рад был, что вызвал его на этот разговор… Ну, что нового он сказал?..

Ереджиб по моему виду, наверное, понял, что новая его попытка придать примелькавшимся словам их первозданный смысл может окончиться явной неудачей.

И тогда он вдруг рассмеялся:

— Ты можешь подумать, что не к месту — извини учителя, Сэт Мазлоков!.. Там за окном мелькнула высокая папаха, и я вдруг вспомнил один случай… Я не стал бы его рассказывать, потому что этот человек старше меня, но когда с ним случилось то, о чем я хочу рассказать, он был куда моложе, чем я сейчас… Как ты думаешь, дает мне это право слегка пошутить?

Еще бы я не обрадовался:

— Конечно, Ереджиб Батович!..

— Много лет назад, еще при Хрущеве… этот человек пришел в наш сельский Совет и говорит председателю — тогда им был Нух Джамирзок: вам не звонили из Майкопа?.. Они говорят, я мог бы стать у нас депутатом. Нух говорит ему: да, мне звонили. Но это одно. А сами-то вы как думаете?.. Есть у вас для этого вес?.. Этот человек и говорит: да, семьдесят килограммов. Нух Джамирзок улыбнулся и говорит: это вместе с папахой? Или без нее?..

Ереджиб не произнес ни имени человека, который приходил к Нуху Джамирзоку, ни его аульского прозвища, но всякому и так было бы ясно: кто же еще это мог быть, кроме Рамазана Кукова — Умного Человека?..

В компании дедушки Хаджекыза он был самый маленький, но упрямо считал, будто бы то, что не додала ему природа, с лихвою может дать знаменитый шапошник Чемаль Чатоков. Умный Человек заказал ему шапку такой высоты, что она была ничуть не ниже доброй печной трубы и очень немногим меньше трубы весила — если бы вы видели, как она расширялась кверху!

Говорят, Чемаль Чатоков отдавал эту шапку Умному Человеку бесплатно, только с одним условием: чтобы тот никому не говорил, что это детище Чатокова — лучшего шапошника на всем Северном Кавказе. И в конце концов Рамазан Куков заплатил ему впятеро дороже — лишь бы только иметь право называть фамилию мастера.

Как ни странно, шутливый этот рассказ нашего историка подействовал на меня куда убедительней: уж если Ереджиб знает куда больше, чем я для начала сказал ему, может быть, так же хорошо он знает и все остальное?

Как видите, рассказывая об Умном Человеке, Рамазане Кукове, я почти рассказал вам и о Ереджибе Батовиче, так что последний из пожилых людей, о котором я еще должен рассказать, — это мой отец, наш тят …

Вот скажите мне: почему в жизни так получается, что самые сложные отношения вдруг возникают у тебя не с кем-либо из чужих людей, беспощадных и заведомо злых, кто в дядьки джиннэ годится, в дядьки самому сатане… А все вдруг становится предельно запутанным с родным, давшим тебе жизнь отцом, с человеком, добрее которого и порядочнее, может, и нет в нашем Шиблокохабле.

Так мне всегда хотелось сказать ему: давай сядем, тят , и спокойно поговорим. А пока… Пока он затем и привел с собой на хачеш двух моих одноклассников, чтобы еще раз мне показать: вот, пожалуйста, — уважаемым человеком можно стать и тут, в Шиблокохабле, и для этого вовсе не надо за тридевять земель уезжать.

Они так и сидели рядом с ним — Кызар Бечмизоков и Урусбий Карауков, работавшие вместе с ним трактористами.

С Кызаром, правда, учились мы всего один год: наш класс догнал его, вечного второгодника, в шестом. Когда мы перешли в седьмой, Бечмизоков остался снова.

Таким образом благодаря великой усидчивости Бечмизокова — почему-то именно в шестом классе — чуть ли не каждый в Шиблокохабле, кому еще не было тридцати, мог теперь с полным правом сказать, что он с ним учился, с Бечмизоковым… Кызар как бы всех нас объединил — все поколение.

Чтобы навек запомнить однокашника и навсегда с ним подружиться, года хватало, как говорится, за глаза: ну, не счастливцы ли наши учителя, многие из которых бились с ним по десять, по одиннадцать лет, пока он не ушел наконец в армию — все-таки из шестого класса, упрямец!

Аттестат об окончании средней школы, десятилетки, появился у Кызара, когда у него уже был собственный дом, жена и трое детишек: после армии он будто наверстывал все, что упустил перед этим.

Отец, мой тят , уверял, что младший Бечмизоков — прирожденный тракторист, каких теперь и днем с огнем не сыщешь, его дело — земля, которая всегда на заботу о себе ответит щедростью, но все эти разговоры, по-моему, только подогревали мечты нашего Однокашника… С кем только он не говорил, к кому только за советом не обращался! И вскоре перед ним с новой остротой и силой встал вопрос: кем быть?..

Врачом-отоларингологом или астрономом-наблюдателем?

Дело в том, что Барон, обещавший помочь нашему Однокашнику, не взял на себя ответственность за единоличное решение, а, может, и поленился, а потому в Баку, куда он часто ездил на своем рефрижераторе, купил сразу два диплома о высшем образовании. И Бечмизоков задумался, словно богатырь на перепутье: по какой дороге ему поехать?..

Диплом врача стоил на полсотни рублей дороже, но ведь нельзя же все на деньги переводить: разве дело только в цене?.. Кызар говорил в те дни, что душа его буквально рвется на части: так хотелось ему стать и астрономом, и доктором, тем более, что знания его в обеих этих областях были примерно на одинаковом уровне.

Говорят, что времена энциклопедистов давно прошли… Но так ли это в действительности?

И в конце концов Бечмизоков не только оставил у себя оба привезенных Бароном диплома, но заказал ему и еще один. Что ж тут удивительного, если живем мы в стране мечтателей, стране ученых?.. И надо прежде всего быть мечтателем, как Бечмизоков, — тогда уж и до ученой степени недолго… Дело в том, что Однокашник не забыл, конечно, же, насмешек Дышекова и назло ему решил теперь и сам стать историком. А так как человек он очень настойчивый, я думаю, мы еще увидим его с университетским дипломом в кармане: лишь бы только Барон не вздумал жениться да уйти наконец из «дальнобойщиков».

Ну, и последний из гостей, пришедших на хачеш, — Карауков Урусбий… эх!

По внешности — полная противоположность мне: если я, скорее всего, высокий, с темно-карими глазами брюнет, то Урусбий — тот самый «соломенного цвета» блондин: рыжий голубоглазый коротышка… Но в остальном, во всем остальном!

Может, для моего отца он заменил меня? «По-дай-ка мне, сынок, перчик!..» Это ему — Урусбию. «Вот тот, с полосками поперек, да… он самый горький будет… спасибо, сынок!» Отец откусывает кончик стручка и на секунду прикрывает глаза… Действительно, горько!