Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Какие у него, и в самом деле, были руки!

Я глядел на поднятые невысоко над столом пятерни нашего аульского Тлепша, и мне казалось, что это тот древний Тлепш, покровитель кузнечного ремесла и сам — первый в этих местах кузнец, и благословляет меня, и обещает свою помощь…

Посмотрел на Вильяма Викторовича — он уже поднимался со стаканом бузы в руке.

— С Мазлоковым Сэтом, моим учеником, которого я ценю… и в будущее которого я очень верю, мы ехали сюда, чтобы сделать все, что от нас зависит, — сказал Оленин растроганно. — Сделать, как говорится, все возможное… Но после тех слов, которые сказал нам сейчас уважаемый кузнец, о котором, я знаю, в ауле ходят легенды, хочется сделать и невозможное тоже… Спасибо вам и за дружеские слова, Урусбий, и за обещание помощи. Присоединяюсь к Бираму Хаджекызовичу: да продлит Аллах ваши дни. Долгой и спокойной вам осени!

Старики медленно, с достоинством кивали, а товарищи мои поглядывали на меня, и в глазах у них я читал одобрение… Не подкачал мой учитель!

— Ты хорошо сказал, Уильям, — первым одобрил вслух Рамазан. — Но я все жду, когда ты ответишь на мой вопрос: русские приказывают адыгейцам… Они всем нам приказывают, недаром же говорят, что русские — это наши старшие братья… Но кто им самим приказывает?.. Почему они заливают не только аулы, но и свои села и города, и даже свои церкви, ым?.. Над ними тоже есть кто-то старший?.. Ты ученый человек, Уильям, — ответь мне!

— У нас есть что-то вроде поговорки, Рамазан Шумафович, — сказал Оленин задумчиво и вместе с тем так вежливо, что Умный Человек даже плечи расправил. — Такое выражение: не могли бы вы спросить меня о чем-либо полегче , Рамазан Шумафович…

— Почему ты мне нравишься, Уильям! — весело одобрил откровенность Оленина Умный Человек. — У тебя на будке антенна есть… Я правильно говорю?

— Как, как вы сказали? — растерялся профессор.

Мне показалось, я перестал дышать — соображал, что делать: перебить Рамазана?.. Или пусть выговорится?

— На будке антенна есть, — начал объяснять Умный Человек. — Не только сам говоришь — других можешь принимать… А то ведь в больших городах есть такие люди: сделают харю лопатой…

— К-как? — изумился Оленин — Как?.. Почему — лопатой?..

И тут все-таки не выдержал, прыснул Пацан:

— А-енасын!.. Пусть Мазлоковы побьют меня — это его Барон разыграл! Сказал, что умные люди так сейчас говорят в большом городе!

И теперь все молодые начали посмеиваться, уже не стесняясь: громче, громче.

Дедушка постучал костяной ручкой вилки по графину.

— Забыли, где вы находитесь?.. Что смешного — соврать уважаемому человеку?.. Что смешного, я тебя спрашиваю, Мазаов Калаубат?

— Я-то тут ни при чем, — начал Пацан — Это все Барон, это его штучки…

— Просто я хотел проверить его еще раз! — оправдывался Рамазан. — Адыгеец он все-таки или цыган?.. Адыгеец не может так поступить!

— Какие они цыгане, Тыховы? — спросил Урусбий Юсуфоков — Другое дело, что вырос он без родителей…

— Даже если адыгеец растет без родителей, таким он стать не может! — уверял теперь Рамазан — Я точно знаю: он цыган!.. Достаточно посмотреть, во что он свой дом превратил… Забор уже упал, а он не может наклониться, поднять его и, как все люди, подпереть… Я точно говорю вам: цыган!

— Встречу я его на улице, встречу! — пригрозил дедушка.

И не успел он еще это договорить, как у страдальца Асхада за плечом в дверях появился Тыхов Анзор собственной персоной, как говорится… но что с ним случилось, что?!

Приложив правую руку к левой стороне груди, как делали в старину всадники, он с достоинством поклонился Оленину:

— Твой намыс [12] Честь, достоинство горца. еще выше да будет, тот, кто в жантэ [13] Почетное место в сакле горца. … Гость адыга в крепости сидит!

— Спасибо вам! — обе руки приподнял Вильям Викторович.

Барон уже кланялся остальным:

— Старости вам счастливой!

Бедные наши старики запереглядывались, а дедушка Хаджекыз проворчал:

— У тебя, видно, хороший слух, Анзор!.. Потому ты тоже заспешил с улицы в крепость!

— Я на минутку, Хаджекыз…

— Садись, Анзор!.. Во-первых, раздели с нами радость, а во-вторых, раздели пищу…

— Спасибо, Хаджекыз, — я недавно ел…

— А ты знаешь, Барон, как цыган от индюшки отказывался?

— Н-нет, Хаджекыз…

— Цыган пришел в дом к людям… Так же, как ты пришел… И ему сказали: садись, цыган, поешь с нами!.. Нет, он говорит: не хочу!.. Да это ведь индюшка, цыган!.. Недаром ведь она называется у адыгейцев богокурица . Богиня всех куриц!.. А цыган опять: не хочу!.. Тогда хозяин говорит: пусть двое его держат, а я ему буду в рот куски класть!.. Вот двое держат цыгана, а хозяин индюшку подает. Вдруг цыган начал вырываться. Что такое, цыган?.. А он говорит: пусть один держит, а двое в рот куски кладут — один не успевает…

Мои племянники уже притащили табуретку, и Асхад нашел местечко, примостил ее у стола рядом с Карауковым Урусбием… Тагангаш поставила тарелочку и стакан рядом, положила вилку и почему-то посмотрела на Оленина… Он словно ждал этого ее взгляда — так вскинулся, так радостно улыбнулся ей…

— Так что садись, Анзор, ты не первый отказываешься! — закончил дедушка.

Барон чему-то улыбнулся и руки потер:

— Меня-то не надо держать, Хаджекыз!..

— Пусть все трое куски подкладывают? — очень серьезно поинтересовался дедушка.

И тут-то наконец все дружно рассмеялись: Барон еще и не успел понять толком, почему…

Я уже начал было следующую главу, о Железном Волке, но тут вдруг понял, что о тех событиях, которые произошли на следующий день после хачеша, надо отдельно рассказать.

Когда я подходил утром к своему кургану, то еще издали услышал мощный рокот. Потом этот рокот сделался тише, зато, показалось мне, различимы стали что-то гневно кричащие голоса… Все это происходило за курганом, и, чтобы не обегать его, я бросился на вершину. С макушки открылась мне такая картина: у подножия стоял бульдозер с выбитым лобовым стеклом, мотор его работал, а около бульдозера незнакомый мне рослый парень, схватив за руки старика Османа, пытался повалить его на землю…

Я кинулся через заросли терна, побежал вниз.

— Эй, что ты делаешь?!

Парень, видно не слышал. Осман повалился набок, и парень наклонился над ним, удерживая старика на земле. Схватив парня за плечи, я рванул его на себя. По-моему, он отшатнулся больше от неожиданности…

Парень был незнакомый, с виду скорей всего армянин: стоял теперь, готовый броситься уже на меня — выставил растопыренные пальцы и сгорбился, у гнул голову.

— Только попробуй! — грозно, как мне показалось, предупредил я. — Попробуй — тебя и свои потом не узнают.