Юнус Чуяко - Сказание о Железном Волке

Потери в войсках не было.

Вечером 21-го числа снова приехали к генералу Гейману старшины, прося подтверждения вчера данного срока и обещая впредь строго следить за точным соблюдением обещания. Действительно, ночью на 22-е число уже не стреляли по лагерю.

«Завтрашний день дойдем до моря», — было только и разговора в отряде весь вечер 22-го числа. Завтрашнего дня все ожидали с нетерпением. «И что это такое за море?» — спрашивали солдаты своих товарищей. «Слыхать слыхал, а видать никогда не видал», — отвечали большей частью. «И как это воды столько, что конца ей не видно?» — возражали иные. Да и как было не интересоваться морем! Большинство, не только нижних чинов, но и офицеров в отряде, никогда не бывало на берегу моря. Но не столько новость предмета всех занимала, как каждому хотелось освободиться от тяжелого, давящего вас, если так можно выразиться, влияния гор. Уже столько времени даховский отряд находился безвыходно в горах. Куда не оглянешься, крутые, суровые свесы, глубокие обрывы, глухие ущелья, замкнутые со всех сторон котловины. Не верилось, что перед нами представится ровное, безграничное, отовсюду открытое пространство. Море в умах всех представлялось чем-то заветным, казалось, с достижением его, будет положен конец всем бедствиям, сопряженным с горным походом.

Ночлег с 22-го на 23-е февраля был уже в той прибрежной полосе, где снегу почти не бывает. Бивуак первой колонны помещался в котловине, представлявшей собою один большой сплошной сад, с множеством ореховых и других фруктовых деревьев. На рассвете, когда пробили генерал-марш, все было подернуто легкой изморозью. Батальоны собрались и выстроились как-то особенно скоро. Вьюки также на этот раз не заставили дожидаться. На лицах всех можно было прочесть если не радость, то по крайней мере полное спокойствие и удовольствие. Видно было, что настоящий переход выдается из прочих.

Еще рано поутру человек тридцать почетных шапсугских старшин, в парадных одеждах и на лучших своих конях, выехали навстречу. Они были представлены генералом графу и, следуя все время потом в конвое начальника отряда, сами показывали дорогу. С детским любопытством разглядывали недавние наши враги теперешних спутников.

Но вот наконец сделан последний поворот по ущелью и завиделось вдали давно желаемое море. Горы не позволяли раскрыться разом большому пространству: сначала показалась только частица в глубине длинного ущелья Туапсе. Все вдруг повеселели; начальник отряда въехал на ближайший бугор и остановился подождать батальоны. За ним последовал штаб, и один за другим поздравили генерала с занятием моря, а друг друга с совершением события, которого все ожидали с нетерпением. Это была одна из минут, которые забываются нескоро. Небольшой, в ту пору, штаб, составленный исключительно из коренных чинов даховского отряда, испытывал как бы семейное, домашнее празднество. Многие прослезились; все искренно сочувствовали делу. «Так вот наконец к морю пришли», — сказал начальник отряда. «Мы не сами пришли, а вы нас привели», — отозвался кто-то. Шапсугские старшины, видя всю эту сцену, слезли с лошадей и, подойдя к генералу, протягивали руки и так же поздравляли. «С чем же вы-то поздравляете?» — возразил он. «Нам приятно, что ты, а не кто другой пришел к нам первый», — отвечали шапсуги. Подошел головной, севастопольский стрелковый батальон. Перед каждой ротой были впереди песенники. Звонкая русская песня, с бубнами и кларнетами, раздавалась по ущелью Туапсе. При виде моря громкое «ура!» заглушило звуки и полетели вверх папахи. Радость была общая, непритворная.

Хаджи-Каспулат, с ассистентами, выехал близ самого моря. Масса сопровождающих начальника отряда туземцев чем дальше, тем становилась больше.

Через час устье Туапсе и бывший форт Вельяминовский были в наших руках.

27-го числа погода установилась и море сделалось тихо. 28-го, рано поутру, к общему удовольствию, на туапсинский рейд прибыла из Новороссийска эскадра из четырех паровых шхун. Два сигнальных выстрела из горных орудий известили об этом весь отряд. Лагерь ожил. Явились новые лица; привезли сухарей, муки, патронов, артиллерийских зарядов. Приехал маркитант со всякой всячиной. Графу Евдокимову прислано известие о производстве его в чин «генерал от инфантерии». Старику-ветерану было особенно приятно получить весть о милости царской именно в такой обстановке. Десантного батальона на этот раз не было. Для вооружения береговых постов привезены четыре орудия: два облегченных и два легких, с зарядными ящиками, прислугою и всею принадлежностью, но без лошадей. На взморье началась сцена, до тех пор в отряде невиданная. Наскоро устроили на козлах пристань. К пароходам и от пароходов беспрестанно сновали баркасы. Надо было сгружать с них кули с провиантом, ящики с патронами. Множество солдат суетились, толкали друг друга, не знали, как взяться за работу. Огромные толпы любопытных совались со всех сторон. Никакими средствами нельзя было водворить порядок. Весь груз сначала складывали на берегу. Куда ни оглянешься, везде были груды. Там бочки какие-то и возле них хлопочет торговец-грек; здесь колесо от лафета, зарядные ящики без колес. В третьем месте денщик складывает офицерские вещи, в четвертом офицер выходит из себя, распределяя рабочих перетаскивать груз со взморья наверх, на пост, в магазин. В первый раз людям отряда пришлось производить выгрузку. Очень многие пришли только взглянуть на пароходы; иных невозможно было отогнать от берега: так они были заняты зрелищем. Интересные замечания были слышны отовсюду. «А как же это, сказывали, море-то Черное, — говорил, например, какой-то солдатик, — вишь оно совсем не такое». Никто не разрешил ему его недоумения. В тот же день, к вечеру, в недавно занятом Вельяминовском стояли бунты с провиантом; перед ужином то там, то здесь кричали «ура!», роты пили водку и ром. Офицеры прибывали к скудному походному столу своему кто что успев захватить из провизии, доставленной откуда-то купцом-аферистом.

Между тем, занятый край понемногу очищался. Срок, данный шапсугам на выселение, исходил, и они исполняли данное слово. Табор на берегу, где приставали турецкие кочермы, с каждым днем разрастался и ко времени выступления отряда дошел до огромных размеров. Сроки шапсугам назначались самые короткие. Впрочем, горцы были к тому приготовлены. Еще осенью с северного склона им давали знать несколько раз, что, при наступлении войск, от тех, кто не оставит края заблаговременно, будет требоваться немедленное выселение. В то же время, как к берегу собирались массы шапсугов, приходили с северной стороны гор целые толпы абадзехов. Срок, данный им осенью, окончился 1-го февраля, и пшехский отряд уже действовал в верховьях Псекупса. Переселенцам дозволено, в ожидании отправления останавливаться на пространстве на две версты от устья Туапсе вверх по течению и на версту в стороны. Кто мог и успел, устроил себе из досок балаганы. У самого места нагрузки на суда ежедневно собирался многолюдный базар.