Елена Королевская - Две капли голубой крови!

Встреч с отцом в детстве больше не было или я их попросту не помню. Следующий раз я увидела отца на несколько секунд, в свои неполные семнадцать лет. Отец приехал, созвонившись по городскому телефону с сестрой, он хотел с нами поговорить. Мама отсутствовала, она уехала на пару дней пожить к отчиму, и мы с сестрой жили одни. В дверь позвонили, я спросила кто:

— Отец, — ответили мне.

Я открыла дверь, впустила его, а сама сразу же вышла, не забыв громко отметить, что у меня отца нет. Я не желала с ним разговаривать. Я до сих пор не знаю, о чем велась беседа. Меня это не интересует.

В этом же возрасте, уже после приезда отца к нам, я задала вопрос про него моей крестной, а маминой лучшей подруге. Я спросила, знала ли она его, и был ли он алкоголиком. Крестная сказала, что изначально отец таковым не являлся, и дала ему характеристику весельчака и души компании, симпатичного парня, любимца девушек.

Уже ближе к моим сорока годам, я встретилась с отцом и даже поговорила с ним. Встреча произошла только из-за моего желания эмигрировать в Израиль, как страну с качественной медициной. Такое решение мы с мужем приняли из-за болезни сына. А раз я еврейка, то куда еще ехать? А после маминого письма я и считала себя еврейкой и, как ни странно, многие знакомые считали меня таковой, делая какие-то собственные выводы, что во мне также поддерживало эту уверенность.

Я разыскала отца с помощью службы безопасности организации, в которой я работала. На тот момент отец был женат и «народил» еще двух дочек от разных матерей. И младшей из них исполнилось всего двенадцать, и он ее тоже бросил. Никакого положительного впечатления он на меня не произвел. Хорошо сохранившийся внешне симпатичный мужчина, но какой-то никчемный, маленький во всех отношениях человек, разговаривающий матом. Я не пожалела, что его не было в моей жизни. Наличие еврейских корней в нашей родне по его линии, как я не просила, он подтвердить не смог, их по его убежденно звучавшим словам, к сожалению, не имелось. А на мои слова, что я готова поднять архивы, он мне уверенно ответил, что это ничего не даст. Это значило для меня, что причин встречаться с ним еще раз у меня нет. Правда, потом я все же позвонила ему пару раз, но он не проявлял какой-то заинтересованности в общении и не поздравил меня даже с юбилеем — сорокалетием. К тому же, как я узнала от сводной сестры, он действительно запойный.

Так, благодаря отцу или обоим родителям, основным выводом о мужчинах, вынесенным из детства, стал: «Все они (мужчины) — козлы!»

На этом родственники по отцовской линии, с которыми мы хоть как-то общались, закончились.

А родственники мамы? Где были они? Как, и почему получилось, что наша мама растила нас одна? Разве она сирота? Нет, у нее есть и мама, и братья.

Еще, когда мы жили в трехкомнатной квартире родителей моего отца, в моей жизни появилась другая бабушка: Зина — мамина мама. Я ее боялась. Она снилась мне в страшных снах, видимо, потому что каждый ее приезд к нам заканчивался диким скандалом между ней и мамой. Как-то они даже подрались. Мама обвиняла бабушку Зину в том, что провела детство в детском доме, при этом сама всегда утверждала, что жилось ей там хорошо, гораздо лучше, чем с мамой. Объясняя свою нелюбовь к этой бабушке, мама рассказывала нам, как Зина лупила ее ремнем до тех пор, пока рука не устанет пороть. Бабушка Зина была из репрессированных, поэтому мама родилась в лагере для заключенных и прожила в детском доме до шести лет. Простить этого Зине мама не могла.

Приезжала бабушка Зина к нам почему-то всегда без предупреждения. Она как хозяйка ходила по дому, брала, что нравится, в том числе продукты из холодильника. У мамы же денег всегда не хватало, и проблема питания стояла в семье достаточно остро. Обычно продукты в нашем холодильнике были рассчитаны на несколько дней вперед. По сосиске — на ужин, по яйцу — на завтрак. В один из таких приездов Зина, как обычно, без разрешения взяла в холодильнике последнее яйцо и… помыла им голову. Какой был скандал! Скандаля, обе женщины перебирали весь ворох претензий, накопленный ими к друг другу за жизнь, и вспоминали друг другу все скандалы, которые когда-либо между ними произошли. Слышалось «а помнишь», «а ты», «а вот тогда», «будь ты проклята»…

Однажды я слышала, что бабушка все же предлагает маме какую-то помощь, но мама отказывалась. Редко им удавалось продержаться без ругани и половину дня. И всегда бабушка Зина уезжала от нас с проклятиями и обещанием, что ноги ее здесь больше никогда не будет. А мама говорила нам, маленьким детям, что она свою мать ненавидит, любить ей ее не за что, и что у нее вовсе нет матери. А я всегда с ужасом думала, как нам повезло, что наша мама не такая, как ее, и как нам повезло, что нас не отдали чужой женщине также, как нашего старшего брата. Я знала, что мамы не любят своих детей просто так, что любовь надо заслужить. Я видела, к своему ужасу, что моей маме этого сделать не удалось, несмотря на все ее положительные качества. И я очень боялась стать нелюбимой.

Как я уже говорила, бабушка снилась мне в страшных снах, хотя никак и ничем нас с сестрой не обижала, и вот мне ночью приснился такой сон: надо мной склонился скелет и душит меня. Во сне я металась и кричала. Бабушка Зина в то время гостила у нас. Она решила меня разбудить. И вот во сне меня трясет бабушка в образе скелета, а я открываю глаза и вижу свою же бабушку Зину, склонившейся надо мной. Я орала до истерики. Зина очень обиделась на меня, а мама смеялась, она надеялась и говорила, что-теперь-то уж Зина точно больше не приедет. Но время от времени бабушка Зина приезжала вновь и вновь, а мама повторяла, что ей ничего от Зины не нужно, и лучше бы ее никогда не видеть, но в дом всегда пускала и даже дарила ей какие-то подарки. Бабушка подарки брала, как бы это сформулировать, так, словно делает маме большое одолжение, и всегда высказывала какое-нибудь недовольство, то ей цвет не нравится, то фасон не тот, то еще что-нибудь. Я помню подаренные валенки, платок… и бабушкино недовольство. Так все и продолжалось, пока мой возраст не достиг цифры в десять лет. После этого возраста их отношения, видимо, смягчились; и ближе к моим одиннадцати годам я и моя сестра отправились к бабушке Зине и ее новому мужу на летние каникулы в Подмосковье. Нас ждало раздолье еды и… море трудовых обязанностей, к которым мы не были приучены. Кровать следовало заправлять строго по линиям, перины взбивать до полной мягкости, подушки выкладывать одинаково и в определенном порядке, в один уровень с одинаково стоящими углами, деревянный пол чистить ножом и прочее. Этакий трудовой лагерь с усиленным питанием! Из-за жестких требований мы с бабушкой периодически ссорились, в остальном отношения сложились более или менее ровные. Бабушка говорила, что мы такие же ленивые, как наша мать. Я во время ссор никогда не молчала, а по примеру мамы озлобленно огрызалась мамиными же словами и выражениями, что не добавляло взаимопонимания между нами и автоматически разжигало ссору еще больше.